– А тебе – звезды на погоны дают.

– Да на хрен мне эти звезды! – скривился Крапивин и посмотрел на свое плечо так, будто на него упала кучка голубиного помета. – Если честно, я не знаю, с какого конца подступиться.

– А где генерал Малишевский?

– Ушел в отставку.

– Чего он так? Еще бодрый мужчина был.

– Бодрый-то бодрый, а вот сердце начало сдавать. После последней операции и прихватило. Госпиталь и все такое прочее… Тем более, по годам у него все выходило хорошо, пенсию оформил.

– И чем он сейчас занимается?

– Черт его знает! Наверное, рыбу на даче ловит.

– Счастливый, – буркнул себе под нос Сиверов, продолжая сосредоточенно листать бумаги. Полковник Крапивин следил за выражением его лица, словно надеялся прочесть на нем что-то очень важное. Но лицо Сиверова оставалось бесстрастным, таким, будто он читал на последней странице газеты статью о вреде табакокурения или алкоголя и этот текст к нему лично абсолютно не имел отношения. «Ну и нервы у мужика!» – подумал Крапивин.

А Сиверов, точно экстрасенс, отгадал его мысли:

– Да, нервы у меня, Крапивин, крепкие. Я такого насмотрелся за свою жизнь, что ваши проблемы – детский лепет на лужайке.

Крапивин хотел сказать, что и на его долю хватило передряг, но промолчал.

Одно дело насмотреться, а другое – пережить. Хотя он знал, даже не будучи посвященным во все секреты Сиверова, что агент по кличке Слепой действительно незаурядная личность и на его счету столько важных дел, что если бы ему давали ордена, то его джинсовая куртка оказалась бы украшена наградами не хуже, чем парадный китель маршала. Но орденами Глеб за работу никогда не брал, и это Крапивину тоже было известно. Не знал он одного – какие суммы выплачивались Слепому после каждой удачно проведенной операции. Но Крапивин резонно подозревал, что деньги немалые. "И куда он только их девает? Ему хорошо, захотел в Париж смотался, захотел – в Грецию или Голландию. Ездит, как дипломат какой-то. И везде его встречают, все, что ни пожелает, – к его услугам.

Баба у него красивая, не чета моей жене, хоть и с ребенком от другого…"

Крапивин переключился на мысли о своей жене, о ее непрестанном нытье, что вечно не хватает денег, что машина у них ни к черту, что Крапивин мог бы устроиться куда-нибудь в банк или хотя бы научился брать взятки. Но как ты возьмешь взятку у террористов? А то, что Крапивина иногда награждали, на его сварливую жену не производило никакого впечатления. Единственный в семье, кому нравились награды, так это второклассник-сын. Он иногда доставал их из отцовского письменного стола, вешал себе на рубашку, а затем стоял перед зеркалом с гордым видом, как пионер под красным флагом пионерской дружины в пору детства самого Крапивина.

Ребенок иногда спрашивал:

– Папа, а за что тебе дали эту медаль?

И тогда Крапивин сажал сына себе на колени и начинал рассказывать какую-нибудь невероятную историю-боевик…

Естественно, мальчик не знал точно, где работает его отец. Сын Крапивина знал только, что отец имеет звание полковника и по утрам за ним приезжает черная служебная «волга». Но о том, чтобы на этой «волге» поехать на дачу, семья Крапивиных даже и мечтать не могла. У них был «жигуль» шестой модели с проржавевшим днищем и вечно выходящим из строя мотором. Крапивин в выходные или в отпуск вместо того чтобы отдыхать, днями лежал под машиной, а сын крутился рядом, подавая отцу то ключ, то отвертку, то ветошь. Крапивину не оставалось времени ездить на машине самому, ездила жена и кляла эти злополучные «жигули» так, словно только они одни мешали ее счастью.

Но, несмотря на все семейные дрязги, на сварливую жену, Крапивин был доволен своей жизнью. И тешил себя, что со временем, если ему повезет и удастся раскрутить еще парочку важных дел, начальство его не забудет. И вместо трех звезд на каждом из его погон появится одна, но большая, – он станет генералом.

Но может случиться иначе: исчезнут две звезды и на тех же погонах останется по одной маленькой. Тогда полковника Крапивина все станут называть майором. Такое у них в управлении иногда бывало.

Единственным человеком, который мог помочь сбыться мечтам Крапивина, был агент по кличке Слепой – Глеб Сиверов. Только благодаря ему многие из генералов оставались на своих местах, а не уходили в отставку, многие майоры становились подполковниками, а подполковники – полковниками. А о самом агенте по кличке Слепой знали лишь немногие посвященные люди. Все лавры доставались Управлению, конкретным людям, а Сиверов получал награду деньгами. Генерал Судаков исчез надолго. Крапивину уже надоело размышлять о перипетиях своей семейной жизни, о служебной карьере, следить краем глаза за мельканием листов, запаянных в целлофан, смотреть на пальцы Глеба, на невозмутимое выражение его лица.

Генерал Судаков появился ровно через два часа, как раз в тот момент, когда Глеб захлопывал папку.

– Ну что? – спросил генерал, подойдя к столу и наливая себе полную чашку холодного кофе.

– Ничего вам пообещать не могу, а потому и не стану, – ответил Сиверов.

– Я так и знал.

– Мне надо время – подумать.

– Сколько? – точно торгуясь на базаре, спросил генерал.

– Хотя бы пару дней.

– Это слишком долго.

– Если вы знаете, генерал, человека, который сможет решить вашу головоломку быстрее, обратитесь к нему, он обойдется дешевле.

– Нет, не знаю, – процедил сквозь зубы Судаков. Но он знал характер Сиверова, и если тот просил два дня, значит, быстрее управиться невозможно. Хорошо, договорились. Вот мой телефон, я буду на связи постоянно, то есть круглосуточно. Можешь звонить днем, ночью – в любое время. Этот канал не прослушивается, чистый. Только тебе, Глеб Петрович, будет известен этот мой телефон, – генерал подал глянцевый листок бумаги с семизначным номером.

.Сиверов несколько секунд вертел листок в руках, затем надорвал его и отправил в корзину для бумаг, попав в нее точно – словно бросал не своенравную в полете бумажку, а камешек.

– Генерал, мне надо встретиться с господином Шанкуровым. – Это можно устроить. Когда?

– Посадите меня к нему в камеру на ночь.

– Надеюсь, Глеб Петрович, все пройдет спокойно? У него сильные адвокаты.

Шантаж и терроризм он отрицает начисто. Юридически мы не в состоянии пришить ему ответственность за них.

– Я тоже надеюсь, что все пройдет спокойно, – Глеб криво усмехнулся.

Полковник Крапивин от усмешки агента по кличке Слепой поежился, будто в этот жаркий день его ноги оказались в снегу. «Да, не хотел бы я остаться с этим мужиком наедине в одной камере. Наверное, он может устроить такое, что чертям в аду станет тошно. Но будем надеяться, от Шанкурова что-то останется, хотя бы шкура, наполненная перебитыми костями».