Русски мстят по-своему. Кто устанавливал границы и меры мести! Месть не имеет меры. За что он, Ромуальд, ненавидит Россию?.. Даже не так поставлен вопрос — а что есть Россия? Какую Россию нужно ненавидеть, а какую стоит изучать и восхищаться ею? Власть в России всегда была тупа: если не тупа, то бессмысленно жестока, более того, жестока к своим же соплеменникам. Эту русскую власть и ненавидят в цивилизованном мире. В лице же власти ненавидят и всю страну от Калининграда до Камчатки. И только умные, образованные в русской теме специалисты разделяют: власть ненавидят, народ презирают. Он, Ромуальд, иногда даже учился у русских упорству и скифской изворотливости. И еще понял Ромуальд — не чеченцы жестоки — да, они убивают, режут и отрезанные головы выставляют напоказ всему миру, чем мир и шокируют. Но русские обладают такой жестокостью, которая замешана на исторической тяге всякого русского к добру и справедливости. Разуверившийся же в светлых человеческих чувствах, русский обретает всю жестокость своих предков — холодную, расчетливую, не поддающуюся описанию. То есть такую, о которой скажет некий литератор: «Нет более страшного и хладнокровного убийцы, чем добрый человек, разуверившийся в доброте Бога». Русские даже молятся как-то обреченно: «Прости мя, Господи, ибо согрешил я и недостоин даже покаяния!» Их русская жестокость и страшна своей обреченностью — пониманием того, что они совершают смертный грех. Но не совершить его они уже не могут. И прощения им не будет. А так хоть и в омут с головой…

Почти в совершенстве владея русской речью, понимал Ромуальд, что европейцу невозможно объяснить — перевести — что же есть такое русская жестокость.

— Ромуальд, дружище.

Альпенгольц очнулся от тягостных и, может быть, таких лишних размышлений. И был благодарен этому толстяку Эдди Эдисону.

— Дружище, гонорары вам станут перечислять на счет в банке. Вы приняты на должность официально. Ваш профессионализм высоко ценится нашими партнерами.

— O,кей, — сказал Альпенгольц и показал главному редактору по-американски ровные белые зубы. — O,кей!

Так и случилось — работать они засиделись до глубокой ночи. Эдисон был как всегда неудержим в своих идеях. Диана таинственно улыбалась Ромуальду. Они выпили помногу кофе и скурили почти все сигары Эдди. Эдди стал мучиться, когда кончились сигары, и предложил посмотреть новый ролик, переданный им партнерами.

— Прекрасный материал, патриотический материал о борьбе комбатантов, — воодушевленно, невзирая на три часа лондонской ночи, произнес Эдди.

Ромуальд икнул. И снова раздались звуки из кишечника: «Многие оборотни научились управлять своими кровожадными наклонностями. Чувствуя приближение полнолуния, они просят тех, кто в курсе дела, надеть на них что-то вроде смирительной рубашки». Ромуальд поискал на столе, взял стакан с водой: «Нужно выпить, чтобы избавиться-ик от икоты». И выпил. Звуки прекратились.

Они стали смотреть ролик.

Ролик назывался «Лезгинка».

Начинался ролик с волчьего воя. Ву-у-у-у, ву-у-у-у. И вдруг: ба-бах! Рванулись фугасы под колесами бронетранспортера, полетели человеческие фигурки в воздух. И музыка. Отчаянная горская лезгинка! На сцене мальчик с орлиным профилем тонко вытанцовывал на мысках; в горящем Грозном танцует чеченец с автоматом; девочки с покрытыми головами на сцене идут в танце за мальчиком. И горящие русские бронетранспортеры. На огромной скорости несется машина. Бу-бух-х! Но машина проскочила, только края кузова обдало дымом и пылью. «Пронесло», — машинально подумал Ромуальд. Его захватил ролик, как может захватить человека настоящее, не киношное убийство. Ромуальд понимал, что каждый взрыв, отснятый боевиками и выложенный на экран, есть смерть людей. Но те люди пришли в Чечню не с добром, их должно было убивать. Но кто определяет, кого должно убить?.. Двое военных идут вдоль забора. Вдруг взрыв. Военных разрывает на части. И возглас: «Аллах акбар!» Сбитый вертолет. Тело летчика без головы. Иконка — брошенный на срез обожженной с выступившим вскипевшим салом шеи лик христианской Богоматери. Ромуальд содрогнулся, его затошнило. Диана поставила перед ним кофе. Кофе пахло жжеными зернами. Вот взрывается фугас под днищем русского бронетранспортера. Бронемашина подлетает. Страх! Страх и ненависть. Ромуальд зажмурился. Мальчик на вороном коне — наездник в черкеске гордо поднимает коня на дыбы.

Лезгинка.

Волчий вой.

Взрывы фугасов.

Утробные звуки то прекращались, то возобновлялись. Ромуальд трогал, мял живот; он начинал по-настоящему страдать, — ему казалось, что он по-настоящему страдает: «Но есть и другие оборотни, которых такое положение вещей не устраивает. Они не хотят себя контролировать и воспринимают свое проклятие как дар». «Проклятье!» — он почти жалел, что согласился работать с толстяком Эдиссоном и Дианой.

— Ну, как вам? — спросил после просмотра Эдди. Эдди всегда казался Альпенгольцу излишне эмоциональным. — Прекрасный патриотический материал. Люди станут скачивать и распространять.

— Эдди, вам не кажется, что такие видео… Извините, я слов не могу подобрать. Такие вот пропагандистские материалы лишь оттолкнут цивилизованное общество от темы борьбы.

— Ах, Ромуальд, — воскликнул Эдди. — Я так не думаю. А правила не мы устанавливаем. Правила игры есть правила игры и только. Русские устраивают парады, награждают своих солдат за убийства и грабеж. Почему чеченцы и мы не можем использовать этот видеоматериал в пропагандистских целях? «Посмотрите, как можно бороться с оккупантами! Они тоже уязвимы. Объединяйся, Ичкерия!»

— Через месяц в Чечне референдум, — спокойно произнес Ромуальд.

— Что, простите?.. Диана, кофе! Референдум. Да, хым. Ну что ж, нужно тогда сделать подборку статей и интервью первого президента Джохара Дудаева. Дружище, — обратился Эдди к Ромуальду, — вы займетесь? Понимаю, четыре часа ночи, вы устали.

— O,кей, Эдди.

Утром появился Ризван Ибрагимов. Он приехал из Чечни. На него смотрели как на героя.

— Как там, brother?[3] — спросил Эдисон.

— Нормально. Делаем движение, — ответил на русском Ризван. — O,кей, Эдди.

Ризван стал рассказывать, что же на самом деле происходило в Чечне накануне референдума.

— Народ, короче, не верит этой продажной власти. Я отвечаю за свои слова. Много, очень много людей хотят знать правду.

Характерный чечено-русский акцент всегда раздражал слух эстонца Альпенгольца.

Ромуальд оставил на столе архивный номер «Чеченского феномена» за девяносто шестой год, раскрыв журнал на странице с подчеркнутыми местами. И попросил прощения, что не может остаться еще сегодня. Он должен теперь выспаться, тогда они смогут много говорить о проблемах современной Чечни-Ичкерии. И говорить еще о Джохаре Дудаеве и современных лидерах. Ромуальд почти собрался идти: накинул плащ, взял кепи. Но перед уходом ненароком услышал, как Ибрагим рассказал о человеке из Турции, который пропал без вести, когда вернулся на родину в Чечню. Потом оказалось, что российские спецслужбы не просто убили его, но выставили, будто он был в группе борца за свободу Доку Умарова. К сожалению, западные СМИ, готовые уже были сделать громкие заявления о