Дома, в Лошках, ей казалось, что в большом городе все люди какие-то удивительные, исключительно красивые, хорошо одетые. Поэтому она и на кладбище вырядилась в единственном своем костюме, на каблуках. Каблуки мешали ходьбе, ноги периодически подворачивались, в костюме было жарко, а кругом сновали комфортно одетые в джинсы и сандалии девушки.

И только на тихой кладбищенской аллее, пустой и прохладной, Маша почувствовала, что точно знает, куда и к кому идет. Она шла туда, где всегда нужна и любима.

Бабушкина сестра сдержала слово – могилы содержались в порядке даже после ее смерти. Большой цветник бабушкиного памятника украшали толстенькие цветущие маргаритки. У родителей были обновлены фотографии, по новой обведены золотом буквы. Без Маши установили и деревянную скамеечку.

Маша присела, помолчала. Никак не могла подобрать слов для начала разговора.

– Здравствуйте, вот я и вернулась, – сказала совсем тихо после долгой паузы.

Дальше разговор пошел легче. Маша выметала метелочкой, хранившейся испокон века за гранитной плитой, листочки и соринки, вытирала мокрой тряпкой памятники и рассказывала, рассказывала. Бессвязно, невпопад, вперемешку со слезами, но все ведь и так было понятно – они же всегда все видели, они всегда были с ней рядом.

– А еще Гавриловна сказала, что все у меня будет хорошо… надо только подождать. У меня на плече ангел сидит, он поможет…

Словно в ответ на это в плечо что-то мягко и легко стукнуло. Это упала маленькая сухая тополиная веточка. Мария подняла голову – на старом тополе, крепко уцепившись лапами, сидела жирная городская ворона. Сидела и, наклонив голову, пристально наблюдала за Машей.

– Это что ж вы такое делаете? – раздался с дорожки чужой, высокий голос. Невзрачная женщина в широком плаще, неопределенного возраста и неопределенных намерений подошла совсем близко.

Мария растерялась.

– Я? Я тут убираю…

– И без тебя уберут. Уходи, нечего по чужим могилам сидеть.

– Это не чужая… Это моя могила. То есть не моя, а… Короче, что вам нужно?

Женщина прищурилась, задумалась, кивнула в сторону могил:

– Твои? Вернулась, значит? Долго тебя не было. А я тут часто бываю, заодно и за могилами приглядываю. Мне Екатерина Семеновна про тебя рассказывала… Иду, смотрю, чужая девка у могилы трется, а тут, сама знаешь, сколько охотников до того, что плохо лежит…

Маша не знала. Не знала и даже не представляла, что может плохо лежать на кладбище. На кладбище, по определению, все лежало хорошо и прочно.

– Ох, боже ж ты мой, ну как только в голову пришло! – странная женщина проворно вытащила из цветника принесенный Машей букет, коротко обломала стебли, растрепала и надорвала обертку, поясняя:—Упрут же ж красоту такую, украдут и продадут. Жалко. А так мы сейчас его растреплем, чтобы никому не нужен был…

Роскошный Мишкин букет под ее ловкими руками на глазах превращался в веник. Маше хотелось плакать до слез. Не то чтобы она не могла сама купить цветов, нет. Просто так хотелось сделать бабушке приятное, доставить радость. Тем более что это связано с Мишкой, бабушке приятно должно быть.

– А это я, если не возражаешь, себе возьму. – Тетенька сняла с цветов пчел. – Дома же ж на столетник посажу, красиво будет же ж…

Маша поняла, что свидание окончено, спокойно посидеть тетка ей не даст, и пошла домой.

На обратном пути Мария зашла в салон сотовой связи и купила себе телефон.

Телефонных аппаратов было великое множество, уйма телефонных аппаратов. Привычно черных и цветных, слайдерами и раскладушками, всевозможных фирм и названий. Безумно хотелось примерно такой, как у Мишки, со всевозможными наворотами, ненужными функциями, блестящими кнопочками, продвинутый и стильный. Такие аппараты назывались имиджевыми и были призваны безмолвно, издалека сообщать о платежеспособности и благосостоянии хозяина. И деньги теперь были, бабушкина сестра оставила. Однако, переборов желания, купила Мария самую простенькую модель безо всяких выкрутасов. Купила, подключила к самому экономичному тарифу и даже обрадовалась еще больше, чем если бы стала вдруг обладательницей супер-пупер трубы.

«Ввожу режим жесткой экономии, – решила Мария, – и срочно необходимо искать какую-то работу».

Насчет работы легче всего было бы обратиться к Мишке. Легче всего и правильнее, но Мария решила для начала попробовать сама. Обращаться к Мишке за помощью ужасно не хотелось. Только в крайнем случае.

Домой уставшая Мария брела медленно, с трудом переставляя ноги на высоких тонких каблуках. Ей казалось, что в один день она превратилась в героиню сказки про русалочку: «…и каждый шаг будет причинять тебе боль!»

Так брела она, брела от метро мимо Петропавловки. Очень хотелось зайти внутрь, погулять, посмотреть, но силы и мужество совершенно ее покинули, еще больше хотелось добраться наконец-то до дома, скинуть туфли и вытянуться на диване.

У входа в крепость дружными рядами выстроились лотки коробейников. Расписные платки, матрешки, разрисованные под Палех и Хохлому доски и плошки, пузатая Гжель. Настенные тарелочки, ручки и магниты. Шапки-ушанки, балалайки, кружева и косоворотки…

Все это было так хорошо известно, очень знакомо. Так остро, до боли, до спазма в горле напомнило дорогие сердцу Лошки.

Маша шла мимо и краем наметанного глаза отмечала, что действительно интересно, а что так, пошло, примитивно и старо как мир. Пару раз останавливалась, с любопытством рассматривала и шла дальше, ничего, разумеется, не покупая. Смешно было бы вдруг взять и купить то, чем практически сама торговала последние годы. А, впрочем, почему это смешно? Разве не может она, Маша, вот так просто взять и купить? Может, конечно же может! Даже не просто может, а должна, непременно обязана.

Она купила себе два магнита хорошей, качественной работы, керамических, с видами Питера. Купила для того, чтобы точно убедиться в том, что и ей, Маше, принадлежат и доступны отныне маленькие блага, кусочки праздника.

Внезапно глаз ее задержался на ярком, пестром лотке. Все свободное пространство было тесно завешано платками из батика. Легкий шелк свободно колыхался на ветру, струился под руками, переливался красками. Машу потянуло к платкам словно магнитом. Она придирчиво рассматривала, аккуратно перебирала ткань руками. Что-то нравилось, что-то хотелось подправить и переделать. Некоторые работы вызывали восхищение, некоторые были откровенной халтурой. Мария быстро уловила несколько свежих для нее идей. Но в целом батики были ненамного лучше тех, что лежали у нее дома в чемодане.

Там, в Лошках, оставшись совершенно одна, нервничая и терзаясь сомнениями перед отъездом, Маша только и делала, что рисовала. Неистово, жадно рисовала, спасаясь от одиночества и тревоги. Лучшие свои работы перед отъездом раздарила на память друзьям и знакомым, а десяток самых любимых взяла с собой.