ней. Но от службы пришлось отказаться[282], так как Сергей Николаевич был нездоров, у него что-то было с ушами, плохо слышал, и ему делали электризацию. <…>

Все, с кем Сергей Николаевич успел познакомиться в библиотеке, знали, что нам трудно живется материально, и решили дать возможность подработать. Предложили составить проект занятий на целый учебный год в университете, для утверждения его в Москве. Задача была не легкая. Я уговаривала не браться за такое трудное и спешное дело. «Нам ведь заплатят». — «Мы проживем понемножку и так, ты ведь нездоров, не берись».

Приехала сама Вера Николаевна Широких[283] и стала просить помочь им. А «помощь»-то состояла в том, что все должен был сделать Сергей Николаевич, а они только подпишутся. Но Сергей Николаевич согласился, познакомился с предыдущими планами. А на этот год нужен был совсем новый план, так как менялись директивы работы. Проработав три дня, Сергей Николаевич составил план годовых университетских занятий. План был отправлен и утвержден в Москве, а ему за все заплатили 10 рублей! Я с ужасом сказала ему: «Отдай назад, уж лучше ничего не надо, по крайней мере, будет считаться, что ты так сделал». — «Нет, это мои кровные, трудовые деньги, я их возьму». И взял. <…>

Прошло немного времени. Сергей Николаевич возвращается из библиотеки и говорит мне весело: «Ну, давай открывать содовые болота». — «Какие это еще открытия ты взял на себя? Занимайся, пожалуйста, своими делами». — «А я уже взялся <…> у нас с тобой будут денежки». 3 дня ходил на квартиру к новатору-профессору, открывающему содовые болота. Потом взял множество книг из библиотеки и начал работать. <…> Проект на открытие содовых болот был принят и одобрен. Летом были начаты работы. Поехать на эти работы был приглашен и Сергей Николаевич, но он не согласился. <…>

[Продолжение см. в главе «Киржач».]

Славнин Витольд Донатович[284]

Славнин Витольд Донатович (1943–2012) — писатель, этнограф, художник, историк-краевед, автор книги «Томск сокровенный», где он рассказал об истории города, достопримечательностях и о знаменитых его жителях. С дедом Витольда Донатовича — Порфирием Порфириевичем Славниным (1878–1957), геологом по образованию, Дурылин был знаком до Томска, а в ссылке подружился с ним и его сыном Донатом Порфириевичем (1910–1977). Позже поддерживали дружбу редкими встречами и перепиской.

Дедушка часто менял «экспозицию». Неизменными оставались только портрет младшей дочери <…> да фотография С. Н. Дурылина. <…> Дедушка оборачивается к стене, указывает головою на одну из фотографий, висящих у изголовья, рядом с книжной полкой. Она — в кожаной тисненой рамке, изображает высоколобого человека с темной шевелюрой и лицом, обрамленным небольшой бородкой. Облик типичного интеллигента-разночинца: косоворотка, мягкий взгляд из-под очков в тонкой оправе. На рабочем столе с рукописями — белый кот жмурится от хозяйской ласки. «Это Сергей Николаевич Дурылин, большой мой друг. А кота звали Тришкой, совершенно удивительный был кот». И дед повествует о Дурылине, о том, как они прощались здесь, в нашем доме, в октябре 1930 года.

С. Н. Дурылин — личность во многих отношениях замечательная. Обычно его считают театроведом. Однако он был человеком чрезвычайно разносторонним и оставил след во многих гуманитарных отраслях. Дурылин, скорее, являлся историком Искусства (Искусств) — в том старинном и очень широком значении, которое в наш век узких и чрезвычайно узких специализаций трудно осознать. <…> Чтение писем его просветляет ум и укрепляет душевные силы (а переписывались они с дедом без малого двадцать лет). <…> В конце 1927 года Дурылин отыскал деда в университете и с его помощью устроился на квартиру на Воскресенской горе (на месте этого дома — пустырь). Прожил он здесь недолго, перебравшись в 1928 году в одноэтажный домик с пятиоконным фасадом на улице Никитинской, 34. В этом доме Сергея Николаевича и его жену Ирину Алексеевну постоянно навещали П. П. и Д. П. Славнины, вели нескончаемые беседы, помогали, чем могли. Отец мой много лет добивался включения дурылинского дома в число охраняемых исторических памятников Томска, но безуспешно. Городские власти пожимали плечами, недоуменно вздымали брови, услышав имя, и… все оставалось по-прежнему. Сейчас его можно увидеть только на моей фотографии.

В 1929 году чета Дурылиных обосновалась в переулке Нечевском (дом № 16 снесен на моих глазах осенью 1988 года), в полуподвале. Тут было ближе к библиотеке и к друзьям, да и плата подешевле. Срок ссылки кончался через год, и скоро Дурылины потеснились, уступив одно помещение ссыльному геологу Р. С. Ильину[285]. Когда к Ильину прибыла жена с детьми, Сергей Николаевич предоставил им обе свои комнаты и несколько месяцев (до окончания срока) прожил у нас — сначала на Гоголевской, потом на Герцена. Седьмого октября 1930 года С. Н. Дурылин надписал дедушке ту фотографию, с которой мы начали этот разговор. Затем он подарил Р. С. Ильину умного кота Тришку вместе с его мамашей и уехал. <…>

Поразительны работоспособность и оптимизм этого скромного до стеснительности, доброжелательного человека: он трудился везде, в любых условиях. В томской ссылке им были написаны исследования о Достоевском, Тютчеве, Баратынском, о Сурикове, о декабристах, ряд статей в уникальной «Сибирской советской энциклопедии». Опубликованы в «Сибирских огнях» (1928) воспоминания о Льве Толстом и статья «Писатели современной эпохи». А ведь ссылка была не ласкова к нему, он, как и прочие, еженедельно отмечался «в органах», голодал и бедствовал.

Сохранить личность, не продать душу дьяволу уныния и безделья в какой угодно обстановке — в этом, мне кажется, главное проявление истинной интеллигентности. <…> Благодарение Богу, не всю выбили, что-то сохранилось и дало ростки. <…>

Тогда, приткнувшись к деду, я, разумеется, совсем не думал о таких высоких материях. Просто слушал и «впитывал» — о Томске, о коте Тришке <…>

* * *

<…> Главным лицом в отношениях «Дурылин — Славнины» был дед мой, Порфирий Порфирьевич Славнин. <…> В двадцатые годы, при наездах П. П. Славнина в столицу по делам Этнолого-археологического музея Томского университета, он встречался с Дурылиным, а когда тот оказался в томской ссылке, давнее знакомство постепенно переросло в близкую дружбу. Кстати, дед мой был истовый театрал, среди его знакомых — Комиссаржевская, Южин-Сумбатов, позднее Качалов и др.[286] <…> П. П. Славнин с осени 1934-го по июль 1941 года жил и работал в Москве — в Историческом музее, в различных вузах и библиотеках. В этот период он часто наезжал к Дурылиным. <…> Последний раз дед виделся с другом в феврале-марте 1953 года, а в декабре 1954 года опубликовал в томской областной газете «Красное знамя» обширный некролог памяти С. Н. <…> Летом 1955 года <…> П. П. передал