говорил Серафим, — я готов отказаться от хиротонии, если преосвященный Димитрий согласится на возвращение в Рязань и если его возвращение не вызовет смуту».

Проведя расследование, епископ Никандр в своем рапорте в Синод пришел к несколько неожиданному выводу: «С точки зрения правил Святейшего Синода. выборы должны быть признаны неправильными и по букве и по духу правил». В заключение епископ сделал интересное наблюдение: по его мнению, выборы «вызвали в епархии смуту и доселе волнующее ее разделение на две партии. Одни, и преимущественно миряне, главным образом жители Рязани, настойчиво желают возвращения епископа Димитрия, другие, и преимущественно духовенство, главным образом либеральное, не менее настойчиво желают епископом архимандрита Серафима».

Выводом о неправильности выборов больше прочих был доволен епископ Павел, который тем временем вел активную политическую борьбу в епархии. Так, он даже написал специальную брошюру «Почему незаконно избрание архимандрита Серафима на Рязанскую кафедру». Свой рассказ о церковной смуте в Рязани Павел начинал с удаления епископа Димитрия, в котором обвинил епархиальное бюро во главе со священниками Покровским и Чернобаевым. Они обвинялись в подкупе губернского исполнительного Комитета, которому преподнесли в дар 10 тысяч рублей на «укрепление свободы». Комитет «не оставил Димитрия в покое» и производил у него обыски, после чего предъявил ультиматум: покинуть Рязань в трехдневный срок. «В течение которого, впрочем, не раз звонили по его телефону: “Когда же ты уедешь?”» По словам Павла, епархиальное бюро захватило в свои руки и местную церковную прессу, и консисторию, проведя на все должности в епархии своих ставленников. «Пусть председатель бюро Покровский скажет нам, — иронизировал епископ, — какими прихотями свободного голосования в члены консистории оказались избранными не только прежде всего он сам, но и его родственник Мелихов».

Обрисовав ситуацию, сложившуюся к моменту выборов, Павел подробно описал манипуляции сторонников Серафима. По его словам, депутатов, проживающих в епархиальном училище, «не только хорошо кормили, но желающих и хорошо поили. Никогда не торговала так епархиальная лавка вином, как в дни съездов». Одним из главных обвинений сторонников архимандрита было использование ими в своих интересах светских органов власти. По словам Павла, они обращались к Городской думе и к местному бюро кадетской партии и «даже забегали к товарищам». (Возможно, намек на обращение сторонников Серафима к эсерам или социал-демократам. Слово «товарищ» в консервативной среде часто использовали с негативным оттенком.)

Во всяком случае, возвращения в Рязань епископа Димитрия активно не желала местная революционная общественность. Так, 1 сентября Губернский комитет спасения революции Советов солдатских, рабочих и крестьянских депутатов заявил, что «во имя сохранения спокойствия в губернии возвращение в Рязань епископа Димитрия, явно реакционного деятеля, ни под каким видом допущено не должно быть». Такое заявление было, безусловно, связано с обострением общеполитической борьбы и активным поиском «контрреволюции», вызванной «делом» Корнилова.

Двадцать второго сентября в местной газете появилось открытое письмо епископу Павлу от членов епархиального бюро «и других служащих лиц по духовно-учебным заведениям». В нем содержался протест против вышеупомянутой брошюры Павла. Последняя, по их словам, активно распространяется по епархии, в том числе и самим епископом, который якобы сам после богослужений раздает ее прихожанам. Все содержание данного произведения объявлялось клеветническим и не заслуживающим доверия. «Каждая фраза Ваша Вами легко придумана и поэтому легко опровергается», — отмечалось в письме. Конкретных опровержений в нем, однако, не содержалось; Павла же просто выставляли противником выборного начала.

Епископ был не тем человеком, который мог промолчать. Вскоре последовало его ответное открытое письмо на «открытое» письмо «анонимных авторов». «Я никогда не был, — писал Павел, — другом льстецов и лакеев старого строя, считаю и теперь своим епископским долгом обличать с негодованием лакеев и льстецов демократии... Господа от демократии не прочь иногда поставить нам своих лакеев “за место архиереев”». С тонким, но злым юмором Павел выставлял своих противников как людей, утративших в себе церковное сознание и «безнадежно запутавшихся в идеях “нового права”, переварить которое их мозги не в состоянии». Именно поэтому, считал епископ, они и преследовали всех несогласных с их «трафаретом церковной реформы».

Далее епископ останавливается на проведении таких реформ в Рязани: «Секретаря и членов консистории долой, ректора семинарии немедленно уволить, начальника епархиального училища выгнать, епископа Амвросия убрать в 24 часа. За что же, за какие преступления? А “так”, не “соответствуют моменту”». На место их, считал Павел, члены Бюро решили посадить своих родственников и «верноподданных». Не в этом ли, иронизировал преосвященный, и заключается их реформа в Церкви? А далее оставалось только «“увенчать здание”, то есть посадить на архиерейский престол вашего собственного. ставленника». Епископ ждал ответа от своих оппонентов, которого в печатном виде не последовало. Стоит признать, что, вступая в полемику с Павлом, члены Бюро явно не рассчитали своих литературных возможностей.

(Только в мае 1918 г. вышла антипавловская брошюра протоиерея П. Алфеева «Откуда идет разруха в Рязанской церкви?», в которой он на 173 страницах разбирал полемические сочинение епископа Павла и даже обвинял его в ереси. Лучше всего ее характеризуют названия некоторых глав: «Официальные документы — против епископа Павла», «Болезненное самолюбие еп. Павла», «Двуличие еп. Павла», «Еретический взгляд еп. Павла на брак», «Новые клеветы еп. Павла на Чернобаева и других членов Епископского совета», «Психика еп. Павла», «Вероломное предательство — душа еп. Павла».)

Несостоявшийся архиерей Серафим в письме неизвестному высокопоставленному владыке писал, что епископ Павел, пользуясь правами управляющего епархии, «обратил меня в преступника, под угрозой анафемы запрещая мне агитацию, разъясняя, что агитацией сочтет всякое обращение к людям. Епископ Павел, афишируя свое товарищество с Вашим Высокопреосвященством и преосвященным Никандром, грозит меня уничтожить и устно и печатно называет меня самозванцем, насильником, Иудой... лакеем революции». «За что»? — возмущался Серафим. «Это письмо есть первое мое выступление против него, прежней моей жизни он не может знать». Далее Серафим рассказывает о своей семнадцатилетней церковной деятельности и что он никогда «не испытывал подобного унижения». По его словам, он не был честолюбцем и монашество принял не из карьерных соображений, «а по смерти жены». В епархии же на него клевещет кучка людей, которых и «раньше называли темными силами». «Я считаю, что устранение меня от хиротонии равносильно моей смерти церковной и общественной», — заканчивал свое письмо Серафим.

Тот факт, что Серафима все-таки поддерживало большинство местного духовенства, доказывает резолюция очередного съезда, состоявшегося в октябре. Съезд вновь просил Синод утвердить двукратно избранного архимандрита Серафима. Иначе считал временно управляющий епархией епископ Павел, который в «войне» против Серафима и его сторонников стремился заручиться поддержкой влиятельных иерархов. «Знаю, что Вы