политики, не чуждые и социальной демагогии, такие как Серафим (Остроумов), Сергий (Страгородский) и архимандрит Серафим (Руженцев) — будущий обновленческий митрополит.

Возраст архиереев, пришедших к власти в результате выборов, был относительно молодым и составлял в среднем 45 лет, в то время как средний возраст уволенных был 59 лет.

Трудно предположить, в какие формы вылился бы процесс выборов, сохранись он в Церкви. В рассматриваемый же период выборы стали, по моему мнению, фактором консолидации Церкви и легитимации власти епархиальных архиереев. Избранного владыку уже нельзя было рассматривать ставленником «темных сил». Можно уверенно сказать, что об избрании столичных иерархов, а в ноябре 1917 г. и патриарха знала вся православная Россия. В результате выборов к власти пришли многие авторитетные деятели, не только определившие весь процесс развития Русского Православия в XX в., но и способствовавшие выживанию Церкви в условиях антирелигиозного государства.

Избрание патриарха произошло на фоне революционных событий октября — ноября 1917 г. Еще летом казалось, что избрание патриарха невозможно: Предсоборный Совет в своем большинстве выступал за коллегиальный орган управления Церкви. Однако уже к концу лета 1917 г. церковное общество стало праветь. Виной тому были участившиеся акты антиклерикализма, а то и просто хулиганства по отношению к церковной собственности и самому духовенству, которые начались задолго да прихода большевиков к власти.

Между тем сменилась и церковная власть: новый обер-прокурор Синода А.В. Карташов, вскоре ставший первым министром вероисповеданий, в отношении церковных деятелей был более сговорчив и мягок, чем его предшественник. Но ситуация в епархиях продолжала ухудшаться.

Архивные материалы и периодическая печать да уже и опубликованные источники 1917 г. позволяют сделать вывод, что масштабы различных антиклерикальных и антицерковных акций в среде крестьянства и солдат могут напомнить карнавальные глумления эпохи 1930-х годов. Так, например, солдаты Гвардейского корпуса, квартировавшие в Ново-Почаеве, не только устроили погром в самом городе, но и разгромили лавру; как сообщал начальник корпуса, они «переоделись в священнические ризы и начали кощунственное богослужение».

В сентябре ограбили Китаевскую пустынь Киево-Печерского монастыря. Причем ворвавшиеся в пустынь молодые люди 18—20 лет были вооружены револьверами и кинжалами и пытали настоятеля пустыни архимандрита Онисифора, прижигая ему пятки. В октябре того же года в Псковской епархии расквартированные солдаты и местные крестьяне разграбили и разгромили Николаевскую женскую общину. По словам начальницы общины, солдаты и крестьяне, «громилы» входили в церковь и «алтарь в шапках и сквернословили».

Наиболее показательный случай был в Пензе, где местные крестьяне разгромили Ново-Серафимовскую пустынь, устроив, по словам местного благочинного, «неслыханное кощунство: начисто выломали пол, двери, косяки, оконные рамы, в алтаре тоже пол выломан, весь престол уничтожен, жертвенник тоже, ни люстры, ни икон в иконостасе, ни царских дверей... иконостас местами изрублен топором, во всей церкви, кроме стен, ничего не осталось. В зданиях корпусах тоже все расхищено, нет ни косяков, ни окон, ни дверей, ни полов, ни потолков, на трех зданиях даже крыша содрана и увезена; все печи разрушены, расхищение продолжается до сего времени». В погроме, сообщал благочинный, участвовали три местных села. Хорошо и без большевиков «любили» благочестивые крестьяне Православную Церковь.

Будущий советский патриарх, в то время епископ Алексий (Симанский) под влиянием поведения крестьян в отношении Новгородского Хутынского монастыря писал митрополиту Арсению: «Словом, народ-богоносец дает себя чувствовать во всех областях». Это изречения можно распространить и не только на Новгородскую епархию.

Открытие Поместного Собора Российской Церкви в августе 1917 г. стало важнейшим церковным событием.

Горячие дискуссии в связи с выборами патриарха совпали с Октябрьским переворотом в Петрограде. Голоса Поместного собора разделились: 146 человек голосовали за восстановление патриаршества, 120 — против при 12 воздержавшихся. И, как совершенно справедливо пишет современный исследователь, противников избрания патриарха нельзя рассматривать какими-то предшественниками обновленчества, как это делается сейчас.

В результате рейтингового голосования первое место в качестве кандидата на патриарший престол занял Антоний (Храповицкий), следующим претендентом шел Новгородский владыка Арсений (Стадницкий), замыкал тройку Московский митрополит Тихон (Беллавин). Что первое место занял Антоний, человек ярко правых взглядов и сторонник власти монашества, не могло не насторожить противников монашеского деспотизма. На Поместном соборе при выборе кандидатов на патриарший престол Антоний получил наибольшее число голосов. А в мае 1918 г., в условиях нарастания национального и церковного сепаратизма на Украине, он смог одержать победу на выборах Киевского митрополита. Об Антонии и при жизни и после смерти писали, используя только черные и белые краски.

Между тем это была сложная и противоречивая фигура, однозначную характеристику которой трудно дать. Автор наиболее нетривиальных воспоминаний об Антонии (Храповицком) архимандрит Киприан (Керн) писал, что он весь «противоречие, весь непоследовательность. И несмотря ни на что, прекрасный, неповторимый, яркий». Антисемитизм в нем уживался рядом с юдофилией, природная доброта — с женоненавистничеством. Многих церковных, да и нецерковных людей смущало также постоянное использование владыкой ненормативной лексики. Антоний крыл матом не стесняясь, что было совершенно не характерно для людей его круга, и даже близкие люди делали ему замечания, впрочем, бесполезные.

Член Поместного собора Алексей Ухтомский, брат епископа Андрея и будущий советский академик, старообрядец-единоверец по своему вероисповеданию, писал своей возлюбленной, что иерархия церкви стремилась «объединиться и забронироваться, не признавая своей вины в прошлых и настоящий бедах». Ухтомский считал, что «утверждению народно-соборного начала в Церкви препятствуют официальные заправилы Церкви с владыками во главе, отнюдь не расположенные что-либо изменить в отношении церковного народа; наоборот, спасение видится им все еще в обеспечении и монополизации власти у иерархии; слышатся чьи-то католические мотивы...» Ухтомский традиционно считал, что усиление и так большой власти епископата представляет собой католическую традицию «папизма», как тогда говорили. Многие считали, что ни к чему хорошему это не приведет и в Православии начинает маячить принятый на первом Ватиканском соборе догмат о непогрешимости папы.

Пятого ноября 1917 г., по жребию, что вполне согласуется с евангельской традицией, патриархом был избран Московский митрополит Тихон. Противники патриаршества вздохнули спокойно, перспектива иметь патриархом Антония (Храповицкого) пугала многих. Слишком была неоднозначна его репутация как яркого черносотенца и антисемита. Такая репутация Антония была во многом несправедлива.

Сторонников церковного либерализма и соборности могла пугать и фигура второго по популярности иерарха, митрополита Арсения (Стадницкого). Яркий, красивый, образованный, Арсений считался сторонником «просвещенного абсолютизма», как тогда говорили. Арсений был поклонником церковной старины, всеми силами содействовал сохранению церковных древностей в Новгороде. Будущий патриарх Алексий (Симанский) вспоминал, как Арсений обругал его, когда тот позволил себе перепланировать свою келью в Новгороде. «Это же древность это XVI век, это нельзя трогать».

Его реплики и замечания в резолюциях и письмах и