Хазруэль, который огромной тёмной массой маячил позади трона, улыбнулся ещё гнуснее прежнего.

— Что мне сделать с этой тварью, о брат мой? — пророкотал он. — Поджарить его на медленном огне? Извлечь его душу и встроить её в пол? Расчленить его…

— Нет, нет! Будь милосерден, о великий Хазруэль! — нашлась Цветок-в-Ночи. — Дай же ему шанс! Если ты это сделаешь, я никогда не стану задавать тебе вопросов, жаловаться и читать тебе лекции! Я стану кроткой и вежливой!

Дальциэль снова почесал подбородок и с сомнением огляделся. У Абдуллы отлегло от сердца. Дальциэль и вправду был слабенький ифрит — по крайней мере, по характеру.

— Если бы я решил дать ему возможность… — начал ифрит.

— Послушайся моего совета, о брат мой, — пресёк его Хазруэль. — Не делай этого. Этот человек такой плут…

При этих словах Цветок-в-Ночи снова зарыдала и ещё начала бить себя в грудь. Абдулла закричал, перекрывая её рыдания:

— О великий Дальциэль, позволь мне попытаться отгадать, где ты спрятал жизнь твоего брата. Если я не отгадаю — убей меня, а если отгадаю, отпусти с миром.

Это совершенно ошеломило Дальциэля. Он разинул рот, показав острые серебристые зубы, и его смех раскатился по залу, словно фанфары.

— Но тебе нипочём не догадаться, маленький смертный! — хохотал он. А затем, как принцессы и предупреждали Абдуллу, причём весьма настойчиво, ифрит не сдержался и начал сыпать намёками: — Я спрятал его жизнь так искусно, — многозначительно начал он, — что можно смотреть на неё, но не видеть. Хазруэль её не видит, а ведь он ифрит. На что же тебе надеяться? Но я думаю, что будет забавно, если перед тем, как убить тебя, я дам тебе три попытки. Догадывайся. Итак, где я спрятал жизнь моего брата?

Абдулла глянул на Хазруэля — не решит ли тот вмешаться. Однако Хазруэль просто с загадочным видом присел на корточки. Пока что план действовал. Хазруэлю было выгодно не вмешиваться. Абдулла на это рассчитывал. Он покрепче стиснул пса коленями и вцепился в кринолин Её совершенства, притворяясь, будто думает. На самом деле он тихонько пнул бутылку с джинном.

— Моя первая догадка, о великий ифрит… — произнёс он и уставился в пол, словно зелёный порфир мог его вдохновить. Сдержит ли джинн своё слово? На какую-то жалкую и страшную секунду Абдулла решил, что джинн, как всегда, его обманул и придётся рисковать самому. А потом, к великому своему облегчению, он увидел, как из-под кринолина Её совершенства выползла струйка лилового дыма и замерла, бдительная и смирная, у босой ноги Абдуллы.

— Первая моя догадка — ты спрятал жизнь Хазруэля на луне, — сказал Абдулла. Дальциэль радостно рассмеялся:

— Не угадал! Он бы её там нашёл! Нет, всё куда проще и куда сложнее!

Теперь Абдулла знал, что жизнь где-то здесь, в замке, как и думали большинство принцесс. Он изо всех сил изобразил тяжкие раздумья.

— Вторая догадка — ты отдал её одному из ангелов-хранителей, — сказал он.

— Опять не угадал! — ещё больше обрадовался Дальциэль. — Ангелы бы тут же вернули её обратно! Всё гораздо хитроумнее, маленький смертный! Тебе никогда не догадаться! Просто поразительно, как некоторые не замечают того, что у них прямо под носом!

И тут Абдуллу осенило — он понял, где на самом деле спрятана жизнь Хазруэля. Его посетило вдохновение — и он всё понял. Но возможность ошибиться пугала его до смерти. Поскольку вот-вот настанет время, когда ему самому придётся завладеть жизнью Хазруэля, медлить было нельзя, потому что другой возможности Дальциэль бы ему не предоставил. Поэтому ему и нужен был джинн — чтобы подтвердить догадку. Струйка дыма по-прежнему вилась по полу, почти невидимая стороннему глазу. Если Абдулла догадался, наверное, джинн тоже всё понял?

— Э… — протянул Абдулла. — Гм…

Струйка дыма бесшумно спряталась под кринолин Её совершенства и свернулась внутри; там она, судя по всему, пощекотала нос псу Джамала. Пёс чихнул.

— Апчхи! — закричал Абдулла, едва не заглушив голос джинна, прошептавший: «Это кольцо у Хазруэля в носу!»

— Апчхи! — повторил Абдулла и притворился, что опять не угадал. Это был самый опасный пункт плана. — Жизнь твоего брата у тебя в зубе, о великий Дальциэль.

— Не угадал! — протрубил Дальциэль. — Хазруэль, поджарь его!

— Пощади его! — рыдала Цветок-в-Ночи, а Хазруэль, весь вид которого изображал разочарование и презрение, начал потихоньку подниматься.

Принцессы были начеку. Десять царственных рук вытолкнули из толпы к ступеням трона принцессу Валерию.

— Хочу соба-а-а-а-а-ачку! — провозгласила Валерия. Это был её бенефис. Как объяснила ей Софи, теперь у неё было тридцать новых тётушек и трое дядюшек и все они умоляли её поплакать от всей души. А раньше никто-никто не хотел, чтобы она плакала. К тому же все новые тётушки пообещали ей по коробке конфет, если она закатит действительно отменную истерику. Всего выходит тридцать коробок. Ради этого стоит постараться. Валерия сделала квадратный рот. Она выпятила грудь. Она вложила в плач все свои силы:

— ХОЧУ СОБА-А-А-А-АЧКУ! НЕ ХОЧУ АБДУЛЛУ! ХОЧУ ОБРАТНО СОБАЧКУ! — И она бросилась ничком на ступени трона, перекатилась через Джамала, снова вскочила на ноги и кинулась к трону. Дальциэль поспешно вскочил на сиденье — подальше от Валерии. — ОТДАЙТЕ МОЮ СОБА-А-А-А-АЧКУУУУУУУУ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! — вопила Валерия.

В тот же миг крошечная желтолицая принцесса Цапфана основательно ущипнула Моргана — как раз куда следует. Морган уснул на её крошечных ручках и ему снилось, что он опять котёнок. Он вздрогнул, проснулся и обнаружил, что по-прежнему беспомощный младенец. Ярость его была беспредельна. Он разинул рот и взревел. Ноги гневно молотили воздух. Кулаки сжимались и разжимались. Ревел он так страстно, что, если бы между ним и Валерией было соревнование, он бы, пожалуй, победил. Так или иначе, шум поднялся неописуемый. Эхо подхватило его и понесло по залу, утроило вопли и швырнуло всё это прямо к трону.

— Эхо, давай-ка вываливай всё на ифритов, — велела Софи колдовским тоном. — И не удваивай шум, а утраивай.

Зал превратился в сумасшедший дом. Оба ифрита зажали ладонями острые уши.

— Прекратить! — негодовал Дальциэль. — Пусть они замолчат! Откуда здесь младенец?!

На что Хазруэль прогудел:

— У женщин бывают дети, о дурень среди ифритов! Чего ты ждал?

— ОТДАЙТЕ МОЮ СОБА-А-А-А-А-АЧ-КУ!!!!!!!! — требовала Валерия, молотя кулаками по сиденью трона.

Трубный голос Дальциэля едва пробивался сквозь гвалт:

— Хазруэль, отдай ей собачку, или я тебя убью!

На этом этапе плана Абдулла твёрдо надеялся, что если его к этому моменту не убьют, то наверняка превратят в собаку. Этого он и добивался. Ещё он рассчитал, что тогда пёс Джамала вырвется на свободу. Он заключил, что, если из-под кринолина Её совершенства выскочит не одна собака, а две, это лишь усугубит суматоху. Однако вопли, а также троекратное их эхо поглотили внимание Хазруэля настолько же, насколько и внимание его братца. Ифрит мотал головой, зажав уши и крича от боли — как и положено ифриту на грани помешательства. И, в конце концов, он сложил громадные крылья и превратился в собаку сам.