Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дима бежит к Анне и требует, чтобы та немедленно ехала вслед за Громовым и каким угодно способом заставила Матвея изменить решение. А дальше… Здесь возможны разные варианты. Скорее всего, Анна кричит, что ей надоело, что Дима подкладывает ее под толстые кошельки! Она устала и хочет жить так, как ей нравится. Ведь Громов перевел на ее счет приличную сумму, и этого ей вполне хватит. Ей да, а Диме?
Не знаю, кому из них пришла в голову мысль снова «словить кайф». Теперь об этом можно только гадать. Но факт остается фактом. Анна снова едет к «друзьям», чтобы заправиться и одновременно расслабиться. Однако она перебирает и… умирает. Дима должен был знать об этом. Иначе он бы не стал твердить Громову, что Анна уехала за границу. А узнать об этом он мог только одним способом — прийти в милицию на опознание, увидеть труп Анны и сказать, что он не знает эту женщину. Зачем ему это было нужно? Деньги. Он ведь сам сказал, что они не родные брат и сестра, и в случае ее смерти он никак не мог претендовать на свою долю в наследстве. А вот если сестричка просто сбежала… Тогда совсем иной расклад. Он может жить в ее доме, пользоваться ее счетами да и прочими благами…
На улице стемнело, а я все сидела в галерее и не хотела отсюда уходить. Я сидела в темноте… Мне иногда нравится, особенно, когда я чувствую усталость, находиться в полной тьме. Тогда я чувствую странное единение с окружающими меня вещами, мы словно начинаем говорить на одном языке… И многое, очень многое из сложного и непонятного становится простым и очевидным. Так было и сейчас. Даже без недостающего фрагмента я знала все, что произошло в тот роковой день в усадьбе, и почему была убита графиня. Что ж… Я ей не судья. Если она и была в чем-то виновата, то заплатила за это сполна. Но именно сегодня вечером я поняла и другое… Я поняла, зачем она приходила ко мне и о какой помощи просила.
— Привет, — услышала я за спиной самый родной в мире голос. — Что ты сидишь в потемках?
— Включи свет, — попросила я Матвея.
Он сразу же исполнил мою просьбу.
Я посмотрела на него и поняла, что вопрос, как все прошло, попросту неуместен.
— Ужинать будешь?
Он отрицательно покачал головой. Подошел ко мне, сел рядом и прижал меня к себе.
— Все кончено, Бельчонок. Теперь остались только формальности.
Я покрепче обняла его.
— Ее показывали Диме. Но он ее не опознал.
— Я догадалась. Надеюсь, он навсегда исчез отсюда?
— Да, — ответил Громов, — можешь не волноваться. Я заехал к нему на обратном пути и доходчиво объяснил некоторые вещи. Больше мы его не увидим.
Мы замолчали. Просто сидели рядом, обнявшись. И это тихое, спокойное, я бы даже сказала умиротворенное чувство для меня и было самим счастьем.
— Знаешь, — прервал наше молчание Матвей, — я когда ехал домой, все думал, что бы тебе подарить…
— И что? — спросила я.
— Придумал. Сейчас покажу.
Громов поднялся и подошел к стремянке, стоявшей возле одной из стенок галереи. Взял ее и поставил рядом с портретом графини. Я недоуменно смотрела на него. Вот уж действительно, мужчины и женщины — существа с разных планет. Перед тем как он уехал, мы говорили о портрете графини. И что, Матвей решил, что он мне необыкновенно нравится? Но тут Громов повернулся ко мне.
— Знаешь, Бельчонок, я подумал, что у меня есть акварель, которая очень тебе дорога. И мне хотелось бы вернуть ее тебе…
— «Ландыши!» — закричала я.
А потом бросилась к Матвею. Боже мой, из всех подарков, которые можно было бы мне подарить, он выбрал самый чудесный в мире! Я обняла Матвея и поцеловала его.
— Угадал? — засмеялся он.
— Еще как! — воскликнула я. — Это же… Ты чудо!
У меня не хватало слов, чтобы выразить все свои чувства. Наконец-то «Ландыши» вернутся ко мне!
— Я подумал, что они должны быть у тебя. Захочешь — оставишь здесь, а нет — увезешь к себе… Ведь вы с отцом жили все время вместе.
Я кивнула. Да, это он хорошо придумал. Место «Ландышей» в моей квартире, где до сих пор хранятся многие вещи отца. В его комнате я и повешу эту акварель.
— Я отвезу ее туда. — Наконец я смогла произнести хоть что-то внятное.
— Тогда я сейчас же ее сниму.
Он приставил стремянку поближе к картине и стал подниматься. Вот уже Матвей стоит на последней ступеньке, еще мгновение, и он начнет ее снимать. Но тут по галерее стал разгуливать неизвестно откуда взявшийся сквозняк. Рука Матвея дрогнула, и вместо «Ландышей» он ухватился за портрет графини. Стремянка покачнулась, я кинулась к Матвею и постаралась удержать лестницу, чтобы она не грохнулась на пол. И если стремянка устояла, то «графине» повезло меньше: картина покачнулась, и старый шнур, на котором она висела, лопнул. Портрет с грохотом рухнул на пол.
Я подошла к нему, следом за мной — спустившийся вниз Громов. Мы наклонились над картиной. Рама раскололась пополам, но сам портрет, кажется, не пострадал. Матвей поднял «графиню».
— Нужно будет отвезти ее к реставраторам.
— Смотри… — показала я на то место, где рама отошла от холста.
— Вот это да! — воскликнул Громов.
И действительно, мы совершенно отчетливо увидели, что за портретом графини художник спрятал еще одну картину.
— Давай посмотрим, что там! — предложила я.
— Нет… Мы можем повредить картину.
— Перестань, я это проделывала сотни раз в мастерской у отца. Мне только нужны тонкие щипцы…
— Кажется, у нас такие есть, — сказал Громов. — Сейчас принесу.
Когда Матвей принес инструменты, мне пришлось изрядно повозиться, чтобы достать еще одно творение Васина, которое он спрятал от посторонних глаз. Наконец мои усилия увенчались успехом… Я постепенно извлекала на свет божий полотно, где Артемий изобразил графиню в стиле ню. Но по мере того как я отделяла холст от рамы, изображение менялось…
И вот перед нами предстало творение Васина целиком и полностью. Черноволосая обнаженная красавица расчесывала свои прекрасные волосы перед зеркалом. И в том же зеркале отражалась еще одна фигура — обнаженного молодого человека, лежащего на кровати. Это и был сам Васин. И я вспомнила… тот самый, недостающий фрагмент. Несколько листов, которые я прочитала еще во время болезни. Это были обрывки дневника графини.
— С ума сойти, — прошептал Громов. — Так они были любовниками! Граф узнал и поэтому…
— Нет, — ответила я. — Все было совсем не так… Граф вообще никого не убивал.
Наши взгляды встретились.
— Лера, — произнес Громов, — что ты узнала?
— Правду, Матвей, правду. Представь себе, как в этом огромном прекрасном доме живет молодая красивая женщина. Ее муж очень богатый и очень занятой человек, занимающий блестящее положение в обществе. Он души не чает в жене, но… постоянно занят. А она находится здесь, отрезанная от прошлой, привычной жизни, где остались все ее подруги и родня. О, она, безусловно, довольна своим браком и ни за что не согласилась бы отказаться от него. Ведь сейчас у нее есть все, о чем прежде она могла лишь мечтать.