Размешиваю сахар в кружке чая. Сахар нужен, чтобы восстановить глюкозу после метама.

С утра много звонков. Перевожу рабочий номер на Ментала. Но мой личный тоже звонит.

– Здравствуйте, Константин Сергеевич.

– Захар, тебе нужно срочно подъехать. Я оформляю на тебя документы.

– Сейчас буду. Куда?

Он диктует мне адрес.

Бакс, почуяв, что ему обломится погулять, несется за своим поводком, шлифуя на повороте по полу.

Тестя у нотариуса нет, только их семейный адвокат. Я подписываю целый пакет документов. И про Тимоху, и про распоряжение имуществом. И даже про ежемесячные выплаты Наталье.

– А Константин Сергеевич?…

– В клинике, Захар.

– Что-то серьезное?

– Да. На аппарате поддержки жизнеобеспечения. Он просил, чтобы после подписания документов ты забрал Тимоху у Натальи. Вечером. Я буду присутствовать. Документы вступят в силу только через десять дней, и пока она – официальный опекун.

Ставлю последние подписи, пожимаю руку адвокату. Когда-то он неплохо играл против меня в этой партии. Но я не держу на него зла. Нельзя осуждать человека за его дхарму. Не держу и на тестя. Не представляю, что бы сделал я, если бы до инфаркта довели Софью.

Десять дней – и Тимофей мой. Наш с Софьей.

Два параллельных звонка.

Охрана Софьи, и она сама.

Что происходит?…

Отвечаю ей.

– Да?

– Захар, пусть твои люди меня отпустят. Я же не пленница?

– Нет, конечно.

– Я хочу уйти отсюда! – нервничает, и даже ее феноменальная интеллигентная выдержка не может скрыть надрыва в голосе.

– Сонечка, я сейчас позвоню ребятам. Они привезут тебя ко мне. Не нужно нервничать. Это для твоей безопасности.

Отдаю распоряжение, чтобы довезли до офиса, и срываюсь туда сам.

Подъезжаю быстрее Софьи.

Достаю сигарету.

Соберись, Волк!

Произошли запредельные вещи. Она не принимает. Но женщина и не должна принимать такое!

Я закрою к черту этот бизнес, если…

А вот и Софья. Отпускаю ребят.

Мы стоим друг напротив друга.

Она уставшая, расстроенная и очень… не знаю… прохладная.

– Как ты себя чувствуешь?

– Я бы хотела поговорить сейчас не об этом.

– А о чем?

– Я пленница?

– Нет.

– Заложница?

– Нет.

– Я все еще твоя должница?

– Нет, конечно.

– То есть, я могу поступать так, как чувствую и считаю правильным? Свободно?

– Мхм… – сводит моё горло.

– Я подаю на развод.

* * *

– По-дож-ди.

Я обтекаю, пытаясь осознать.

– Нет, – маленький шаг назад.

– Послушай меня…

– Я не хочу больше тебя слушать.

– Почему?

– Я много раз слышала, как ты врешь другим людям. Так самозабвенно… Так правдоподобно! Ты веришь сам в свою ложь, и поэтому все тоже начинают верить в нее. И ты сейчас будешь мне врать. Я не хочу больше тебе верить.

– Софья! Я не буду больше заниматься такой опасной работой. Никакой оперативки! Клянусь!

– Ну, вот видишь! Ты опять врешь! Ты не сможешь. Ты же маньяк, Захар. Тебя же это всё будоражит и возбуждает. Тебе это нужно!

– Ты меня будоражишь и возбуждаешь!

– Я не хочу слышать никаких слов, Захар. Я не хочу связывать свою жизнь с тобой.

– Ты говорила «я тебя тоже»! – взрывает меня. – Кто из нас лжец?! Ты обещала помочь мне с сыном!

– Ты должен отказаться от этой мысли, Захар. Если ты его любишь, пусть он уезжает в ту семью. Он не должен с тобой жить. Я отказываюсь помогать тебе в этом и ставить его на свое место. А если бы там оказался он?! Даже если бы ты вытащил его! Ты понимаешь, что это сломанная психика на всю жизнь!? Мало ему матери?! Ты думаешь только о себе!

– Не делай со мной так!

– Пожалуйста, отпусти меня. Я не хочу. Мне страшно. Мне плохо. Я всегда буду под ударом, Тимка будет тоже. Даже Лиза будет. Они будут бить по нам всем, пока ты играешь в свою войнушку! Я НЕ ХОЧУ!

– Нет… нет! Послушай меня! Я люблю тебя.

– Ты любишь только себя! Ты просто берешь все, что тебе хочется. Меня, Тимофея…

– Я вытаскивал тебя оттуда! Я вставал под удар вместо тебя, зачем ты такое говоришь?!

– Ты втянул туда Аленку!! Девочку! В свою очередную игру! Ты получил удовольствие от своей блестящей победы? Признайся!! Скажи мне правду!

Да!!!

Но…

– Волков!

Нет… Только не это! Элла!

– Не сейчас! – разворачиваюсь я.

Но она подходит ближе, а Софья делает еще один маленький шаг назад. Треугольник.

Чо происходит, бл*ть!

– Ааа… – ухмыляется Элла. – ЭТУ няньку для сына ты окольцевал?

– Элла, заткнись!

– Так тебя впечатлило ее лавандовое платье, что ты сначала надел его на меня, а потом таки решил разорвать на владелице?! Лживая скотина! Ты же говорил: у вас – ничего!!

Паззлы в моей голове складываются с той же скоростью, что и в Софьиной. И попробуй теперь объяснить, что ты не верблюд!

– Ладно, Волков! Мы с тобой оба знаем, что никогда она твои аппетиты и извращенные фантазии не удовлетворит. Заскучаешь от миссионерских поз – звони. Отожжем с тобой по жоденькому, как ты привык!

Е*ать! – закрываю глаза, слушая удаляющийся стук каблуков Эллы.

Говори, Волк… Чего молчишь? – мои пальцы трут лоб в попытке стимулировать мыследеятельность.

– Соня… – отрицательно качаю головой, открывая глаза.

– Волков Захар Тимофеевич?

Да бл*ть!!!

– Я занят!! – разворачиваюсь я.

– Вы задерживаетесь по статье двести двадцать второй – «незаконное приобретение, хранение и использование огнестрельного оружия», статье сто четырнадцатой – «превышение самообороны, повлекшей за собой тяжкие телесные повреждения», а также по подозрению в…

Мои руки скручивают, укладывая лицом на капот.

Зае*ись.

* * *

Эпистолярный жанр в зоне процветает. Никто не пишет таких романтических писем, как зэки. И я понимаю, почему. Когда в твоем распоряжении только бетонная коробка два на три, ты уходишь во внутренние диалоги, и все, что снаружи этой коробки, кажется о*уеть каким романтичным и цветным. Я даже, черт возьми, не успел объясниться! И выгляжу сейчас в ее глазах… Страшно представить! А мне так хочется ее рядом. Хотя бы надеяться на то, что это будет когда-нибудь. И вместо того, чтобы думать, как выбраться отсюда, я постоянно скатываюсь во всякие ласковые виртуальные диалоги с ней. Уговариваю, уговариваю, уговариваю… Впору хвататься за ручку и начинать писать.