– Я был в отпуске с семьей, – отрывисто сказал смуглый. – В законном отпуске, в Однице, в отеле…

– Хорошо отдохнули? – Мартин прищурился.

– Это был плановый отпуск, одобренный до… всех событий!

– А когда в Однице, примерно в то же время, убили двух инквизиторов и объявили чрезвычайное положение, вы, конечно, явились в тамошний Дворец Инквизиции и предложили свою помощь?

Смуглый открыл и закрыл рот. Крохотный шрам на губе делал его похожим на рыбу, когда-то сорвавшуюся с крючка.

– Вот ваш рапорт, – сказал Мартин. – Я подписываю с уточнением: вы навсегда исключаетесь из состава Инквизиции и не сможете служить ни в одной из провинций.

Он сделал запись внизу страницы. Смуглый снова встал:

– Но это рапорт… не о выходе… из состава Инквизиции! А об отказе служить… в Ридне… под вашим руководством!

– Если бы вы были поваром, – сказал Мартин, – вы могли бы выбирать кухню. Если бы вы торговали сукном, вы могли бы выбрать поставщика. Но Инквизиция – не ресторан и не лавочка. Ваш отпуск становится бессрочным.

Он опустил подписанный рапорт в ящик стола и еще раз оглядел собравшихся; да, им требовалось время, чтобы понять, что происходит.

Гул и ропот прокатились по комнате:

– А кто здесь будет работать?!

– Кто останется, если все уйдут, а?

– Не волнуйтесь, – сказал Мартин примиряюще, – завтра с утра здесь будут люди из Одницы, верные долгу, они никогда не променяют борьбу со скверной на подковерные игры.

– Вы не имеете права!

– Еще как имею. Если понадобится уволить здесь всех… – Он потянулся за следующим рапортом. – Господин Долиан Гай, начальник канцелярии. Где вы были во время лесных пожаров?

– Здесь, – сказал немолодой инквизитор с выражением зубной боли на лице. – Во дворце Инквизиции, где мне было еще быть, я ведь остался единственным координатором, когда…

Он запнулся.

– Когда ваш куратор, господин Руфус, бросил пост, – сказал Мартин. – Сбежал. В разгар пожаров. Уже после того, как погибли ваши товарищи, убитые ведьмами. Одного звали Иржи Бор, он был заместителем господина Руфуса… Вы хорошо помните погибшего?

Будто ветер прошел по комнате – злость, страх, досада, детская обида, горечь. Да, они прекрасно помнили этого человека, которого Мартин видел всего несколько раз в жизни.

Он положил диктофон на край стола и включил воспроизведение. В кабинете зазвучал голос Руфуса, тускло и едва узнаваемо – старческий, надтреснутый голос:

– Иржи Бор был обнаружен нами, мной и подчиненным, на столе в кухне арендованной квартиры…

В кабинете моментально сделалось тихо.

– …его грудь рассечена, сердце изъято и частично помещено… в ротовую полость…

Мартин наблюдал за их реакцией; удивительно, но они ничего не знали. Руфусу хватило выдержки сохранить в тайне столь жуткий, вопиющий случай, да, этот человек был хорошим администратором. Пожалуй, у Руфуса были бы все шансы выйти сухим из воды, если бы только Мартин не поставил его перед выбором – солгать или сохранить остатки достоинства…

Он поймал себя на сожалении: Руфус нужен был Инквизиции. Жаль, что так вышло.

Голос в записи продолжал звучать:

– …Я счел… оправданным не предавать этот случай огласке… чтобы не способствовать паническим настроениям. Учитывая, что ведьма давно покинула провинцию… по моим расчетам… И огласка не имела бы положительного эффекта… Я не стал докладывать в Вижну о происшествии. По официальной версии, Иржи Бор умер от сердечного приступа…

– Это ничего не меняет! – Видавший виды лысый инквизитор встал, чуть не сбив плечом пальму в кадке.

Запись закончилась. Мартин отключил диктофон.

– Да, возможно, это должностное преступление! – яростно продолжал лысый. – Но Руфус всего лишь один раз слукавил… скрыл то, о чем неудобно отчитываться, это понятная слабость… А вы! Привели! Ведьму! Сюда, во Дворец!

– Так, – сказал Мартин. – С меня хватит. Я уже ходил, как пони, по этому кругу сегодня в Вижне и не стану повторять полюбившийся номер. Где вы были, вы, оперативник, во время лесных пожаров?!

– В лесу, – сказал лысый с отвращением. – Этот лес нашпигован ведьмами, мы взяли двух, мелких, рабочих, а сколько еще осталось – никто не знает…

– Это ваш рапорт?

Мартин выудил бумагу из кучи других. Увидел, как замер лысый инквизитор, как все, кто был в комнате, невольно задержали дыхание.

Мартин демонстративно повертел в руках две авторучки – с красными и синими чернилами. Выждал паузу. Написал красным поперек рапорта – «Отказать», протянул бумагу лысому:

– Вам предстоит остаться на службе и вернуться в лес, нашпигованный ведьмами. И вам, господин начальник канцелярии, – он еще раз написал «Отказать», – придется работать дальше, потому что сейчас это необходимо Инквизиции!

Он брал документы один за другим, смотрел на заявителя, принимал решение, подписывал синей ручкой либо красной – поперек текста. Настроение в комнате менялось, как погода в весенний день: они бунтовали, они сопротивлялись, они возмущались, не веря в серьезность его намерений. Потом они начали подозревать друг друга в сепаратных соглашениях с Мартином; потом у рыжего и пухлого, как булка, инквизитора сдали нервы:

– Я хочу забрать свой рапорт.

– Слово – не воробей, – сказал Мартин злорадно. – Рапорт – не гигиеническая салфетка. Вам надоело работать в Инквизиции? Или вы собирались меня шантажировать?

Он вытащил из общего вороха рапорт рыжего. Занес синюю ручку. В кабинете сделалось тихо – мертвенно тихо, как и должно быть…

«Если хочешь сделать мне приятное – поезжай в Ридну и займись делом».

Надеюсь не разочаровать вас, патрон, подумал Мартин сумрачно.

* * *

«Я пытался оставить свое ремесло, – писал Атрик Оль. – Я всегда знал, что оно неблагодарно, жестоко и грязно… Я прирожден к нему, как никто другой».

Ивга почти закончила работу: диск ее компьютера был вычищен. Книги, взятые из разных библиотек, приготовлены к отправке обратно. Все пометки, закладки, страницы блокнотов, исписанные карандашом, отправлены в камин, листок за листком, а самые большие и плотные изрезаны в мелкую крошку канцелярской машиной для уничтожения бумаг. Эту бумажную «лапшу» Ивга тоже, поколебавшись, отправила в огонь – меньше мусора. Когда-то она сожгла здесь описание собственной инициации, однажды пройденной и потом отмененной, а маленький Мартин лежал на полу и смотрел на пламя…

Между Мартином и Эгле сегодня вечером что-то произошло. Они поговорили наедине, Мартин вышел отстраненный, погруженный в себя и почти сразу уехал, тепло попрощавшись с Ивгой и очень натянуто – с Эгле. Ивга попыталась осторожно выяснить, что случилось, но Эгле тоже отстранилась, ушла в себя, пожаловалась на головную боль и была очень рада, когда Ивга оставила ее в покое. И вот – давно миновала полночь, Клавдий не возвращался, Мартин был в Ридне, а Эгле здесь, в его комнате, и она тоже – Ивга была уверена – до сих пор не спала.