Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ложный сигнал, – после паузы отозвался старший чугайстер. – По словам источника, у них тут убили инквизитора…
Мартин поперхнулся:
– А что, инквизиторы… могут быть навью?!
– Все могут, – коротко вздохнул его собеседник. – Все равно, кем был при жизни. Навь не выбирает.
– Я живой, – сказал Мартин, борясь с внезапной нерациональной паникой.
– Это заметно, не надо оправдываться, – чугайстер ухмыльнулся. – Три часа дороги в один конец, загубленное время… ну, хоть по местным селам проедемся. Поглядим.
Он приятельски махнул рукой, все трое тут же уселись в микроавтобус и укатили – разлетался мокрый снег под шипованными зимними покрышками. Мартин смотрел вслед, пока желтый микроавтобус не скрылся за поворотом.
С того момента, когда он вынырнул из темноты прошлой ночью, открыл глаза, увидел над собой фарфоровое, вдохновенное, отрешенное лицо Эгле… Он, пожалуй, не осознавал свою отмененную смерть так остро, как сейчас. Постоянно надо было что-то делать, действовать, принимать решения, ошибаться… исправлять ошибки, ошибаться снова…
Улица была пустынна, но из-за каждого опущенного ставня, из-за каждого глухого забора на него глядели, и взгляды не были добрыми. Мартин двинулся по направлению к центру поселка, удаляясь от места своей гибели, шагая чуть быстрее, чем требовалось, и на ходу вытащил телефон.
* * *
Клавдий дождался, пока Ивга сердечно распрощается с гостьей, и молча открыл перед Эгле дверцу своей машины.
– Я уже вызвала такси, – Эгле чуть попятилась.
– Отменяй заказ.
– Но…
Он слегка поднял брови.
Эгле молча повиновалась, чувствуя, как улетучивается радостное предвкушение свободной поездки по городу. Спорить с ним – слишком трудоемкая практика, чтобы прибегать к ней по пустякам.
Оказавшись в машине, она принялась дышать глубоко и ровно, помогая своей защите адаптироваться к его присутствию. К счастью, Клавдий был совершенно нейтрален этим утром – на удивление спокоен. Возможно, он специально прилагал к этому усилия.
Ивга, стоящая на пороге, помахала рукой. Клавдий помахал в ответ, подмигнул Эгле и тронул машину:
– Тобой интересуется множество людей. И они знают, где ты и куда направляешься. Я, конечно, сейчас принуждаю и контролирую, хотя обещал этого не делать…
Ворота коттеджного поселка, всегда на памяти Эгле стоящие нараспашку, теперь были закрыты, в будке сидел охранник. При виде машины Клавдия неопределенно развел руками.
– Надень капюшон, – сказал Клавдий. – Прикрой лицо.
Ворота разъехались, и Эгле увидела людей по ту сторону – не меньше двадцати человек, с камерами, с профессиональной съемочной техникой. Секунда – они заступили дорогу, щелкая вспышками, Эгле мельком вспомнилось селение Тышка в горах, хмурые люди, окружившие машину, источающие ярость и страх.
Эти не боялись и не злились. Ими двигало любопытство, бесцеремонное, наглое, уверенное в собственной безнаказанности. Прикрывая лицо, Эгле смотрела на них сквозь пальцы, щурясь от вспышек, чувствуя себя беспомощной и отчего-то униженной и растерянной, как почти никогда в жизни…
Машина Клавдия рванулась, завизжав покрышками, как на гоночном треке. Люди едва успели отскочить, кто-то шлепнулся на обочине. Лес по сторонам дороги размазался. Эгле зажмурилась; когда она снова открыла глаза, машина ровно шла по пригородной трассе.
– Жесть, – пробормотала Эгле. – Я думала, вы точно кого-то собьете.
– Я ни голубя в жизни ни разу не задавил, – отозвался он невозмутимо. – Жаль, что журналисты не ведьмы, я бы с ними поговорил по-другому…
Эгле поежилась.
– Кураторы будут искать с тобой встреч, – сказал Клавдий. – Не верь ни единому слову.
– Кураторы?!
– Да, ты им интересна. Они еще не придумали, как тебя использовать, но фантазия у них богатая. Не бойся, твоих гражданских прав никто не отменит… если ты сама не нарвешься. Помнишь, о чем мы говорили?
Эгле кивнула.
Миновав зеленый пригород, машина въехала в центр. Улицы Вижны выглядели так, будто ничего и не случилось; глядя на мирные старинные фасады, на скверы с прудами и торговые пассажи в глубине узких улочек, Эгле поняла, что очень любит этот город.
– Очень люблю Вижну, – сказал Клавдий, будто отвечая на ее мысли.
– Я бы хотела сюда вернуться, – пробормотала Эгле.
– Что значит «хотела бы»? Непременно вернешься. Ты свободный человек.
Эгле неопределенно улыбнулась.
Вчера, поднявшись в комнату после разговора с Клавдием, она увидела сообщение от Мартина в своем телефоне: «Ты спишь?» Близилось утро. Эгле написала Мартину ответ, не зная, когда он его прочитает: «Ты был прав, но все равно хорошо, что мы с ним поговорили».
Она хотела бы написать, что Клавдий вовсе не выглядит сломленным или опустошенным, что отставка не стала для него трагедией, что это не истерическое решение и не демонстративное, и по крайней мере эту часть вины Мартин может с себя снять. Но она не знала, как сформулировать, как упаковать эти слова в формат телефонного сообщения, поэтому решила отложить объяснение до встречи. Мартин моментально ответил, поблагодарил Эгле и тут же перешел к совсем другим, организационным делам, и Эгле не могла понять, насколько глубоко его разочарование. А в том, что Мартин разочарован, Эгле не сомневалась.
Машина свернула на развилке к аэропорту.
– Он справится, – сказал Клавдий.
– Я не люблю, когда вы так делаете. – Эгле отвернулась. – Ни вы, ни Мартин.
– Извини. – В его голосе вовсе не чувствовалось раскаяния. – Кто же виноват, что у тебя все написано на лице… Впредь я воздержусь от комментариев, не злись.
Трасса шла теперь вдоль летного поля, прямо над дорогой проплыл на посадку толстый синий самолет, похожий на дельфина.
– Я подвезу тебя к залу официальных делегаций, – сказал Клавдий.
– Но…
– И ты поступишь ровно так, как вы договорились с Мартином, а я не буду ни принуждать, ни контролировать, просто подожду.
Машина, миновав охраняемый въезд, остановилась у отдельного входа в здание аэропорта, в этот момент у Эгле зазвонил телефон.
– Ты где? – отрывисто спросил Мартин.
– В аэропорту, – Эгле покосилась на Клавдия. Она не врала сейчас – сквозь сетчатый забор было видно летное поле, и очередной самолет как раз коснулся полосы, выпустив из-под шасси аккуратную ленточку дыма.
– Ты уже связалась с Томасом? – Мартин был в рабочем ритме восприятия, он говорил чуть быстрее, чем обычно, почти без выражения и совсем без пауз.
– Н-нет. – Эгле почувствовала себя слишком медленной, заторможенной. – А… я точно не могу лететь рейсовым?