Затем он встал, сунув трясущиеся руки в карманы. Его сердце колотилось так громко, что он был удивлен, что Доббс его не слышит. Если подонка задушить, от этого не будет никакой пользы, но сделать это метафорически было бы крайне продуктивно. Все еще не повышая голоса, он продолжил:

– И последнее: конечно же, это было вашей идеей – просить помощи и совета у этих людей, чтобы ускорить работу. Кто знает, может, таким образом вас повысят до лейтенант-полковника, особенно если внушительное число людей смогут осуществить побег с помощью хорошо выстроенного тоннеля.

Он выскочил из кабинета, слыша, как Доббс практически орет ему вслед:

– Вы, чертовы территориалы, ничего не смыслите в правилах хорошего тона!

Оберон развернулся на каблуках и снова вошел в кабинет.

– Вы мне напомнили. Смайт и Фрост тоже будут в команде беглецов. Рука Фроста к тому времени должна быть уже здорова. Но рыть придется долго, такова уж специфика строения почвы в этих местах.

Когда он выходил, он услышал от Доббса визгливое:

– Идите к черту!

Оберон скользил и прокатывался по льду, которым была покрыта вся площадь и на котором некоторые офицеры, раздобывшие коньки, с удовольствием кружились. Несомненно, он сделает то, что велел ему Доббс – в аду хотя бы будет тепло. Он зашел в свой домик. Фрост лежал на своей койке с перевязанной рукой, а Смайт писал письмо. Они подняли головы.

– Ну как?

Оберон улыбнулся.

– Кнутом и пряником, господа. Теперь нам остается только ждать, но над его хребтом нависла толстая палка, и, думаю, это заставит его шевелиться. Он считает, что мы ничего не смыслим в правилах хорошего тона.

– Гип-гип ура в связи с этим, – рассмеялся Смайт. – Если бы ты мог пойти напрямую к Мазерсу, все было бы иначе. Он отличный человек. Но теперь будем ждать.

30 января Оберона вызвали в кабинет к Мазерсу. Он встал по стойке «смирно». Майор Доббс стоял рядом с Мазерсом, и Оберон слегка кивнул, но позволил своему телу немного расслабиться. Мазерс произнес, как всегда жуя конец своей пустой трубки:

– Присаживайтесь, Брамптон. Мне довелось узнать от Доббса, что у вас на примете есть несколько шахтеров, чье экспертное мнение нам может понадобиться. Как вы знаете, подобные работы мы обычно производим своими силами, но попытки проникнуть под фундамент срываются раз за разом, и порода под этими бараками кажется непроходимой. Нам нужно чудо.

Он постучал своей трубкой по столу и вставил на место. Удивительно, как человек может говорить с такой легкостью, держа эту штуку между зубами.

Оберон хотел издать победный клич, но вместо этого просто улыбнулся.

– Джек Форбс привык доставать их прямо из шляпы, поверьте мне.

От печки полковника не шло жара. Он зажигал ее только тогда, когда садилось солнце, – таким образом он вел войну; другой способ был организовать настолько много побегов, насколько возможно. Оберону вдруг захотелось, чтобы он не был таким принципиальным. Было чертовски холодно. Полковник продолжил, нахмурившись:

– Ах да, сержант Форбс.

Сердце Оберона упало. Что Джек наделал на этот раз?

– Проблема состоит в том, что я уже связался с ним, и переговоры привели к тому, что сержант Форбс отказался, а вслед за ним и капрал Престон и двое рядовых. Так что идея была хорошая, но привела она только к общему недопониманию и потере времени.

Оберон чувствовал, как опускается его нижняя челюсть, и увидел гнев в глазах Доббса. Что, черт возьми, Джек из себя строит, глупый дурак? Он сказал им, что вытащит… Он откашлялся.

– Была ли указана причина отказа?

Мазерс просмотрел записи на своем столе:

– Я так понимаю, что есть еще пятый шахтер, капрал Март… – он не мог разобрать фамилии.

– Дор, – сказал Оберон. – Конечно же, Март Дор.

– Если его не включат, они не поедут. Такое ощущение, что приказ не является приказом в армии этого человека. Кажется, тут мы имеем очередную забастовку, – тон Мазерса был сухим.

Оберону хотелось смеяться от облегчения. Чертов, чертов Джек, все такой же сильный и нелепый, как и всегда. Это значит, что с ним все было в полном порядке. Он сказал:

– Март Дор работал вместе с ними дома, я забыл, что моя сестра сообщила мне новость по этому поводу. Их всех отправили в эту шахту, которую недавно открыли заново. Видимо, в доме нашего врага не хватает угля, но, зная Джека, он им притормозит процесс добычи.

Мазерс бросил письмо.

– Не уверен, что нам тут нужны такие проблемные персонажи.

Оберон чуть было не скрестил пальцы, когда ему пришлось соврать:

– О нет, только не Джек. Не создал ни одной проблемы за всю свою жизнь; он просто делает то, что нам всем было приказано делать – осуществлять саботаж и пытаться бежать.

Доббс скривил лицо, потому что он был одним из тех, кто отказался от побега, предпочтя – Оберон был в этом абсолютно уверен – держаться подальше от войны, играя в шахматы и читая романы. Но кто, на самом-то деле, мог винить его за это?

Мазерс ткнул пальцем в свои записи:

– Разберитесь с этим, Доббс, немедленно и в позитивном ключе. У нас большой приток офицеров, и мы не можем отказывать им в обслуге, так ведь? – Он кинул Оберону взгляд, полный то ли отвращения, то ли обреченности. Вероятно, в нем было и то и другое.

Истерли Холл, март 1916 г.

Эви услышала, как на задний двор въехал грузовик, плотнее укуталась в шаль и пошла вслед за Энни, которая вернулась в поместье по первому зову капитана Ричарда, сохранив верность Истерли Холлу. Вместе с миссис Мур они побежали к кухонной двери и вверх по лестнице навстречу Гарри Траверсу и его пчелам. Когда они добежали до верхней ступеньки, они услышали голос Гарри:

– Спокойно, старушки. Пчелы дремлют в своих кроватках.

Они улыбнулись друг другу, когда Гарри выпрыгнул из машины – хотя, скорее, вывалился, потому что весь его вес пришелся на здоровую ногу, не на деревянную. Несмотря на спешку навстречу своему любимому блудному «сыну», их все равно опередили девочки из прачечной, которые специально не торопились с развешиванием белья, ожидая Гарри.

– Мистер Гарри, – воскликнула Салли, в руках которой громоздилась мокрая простыня, – это так замечательно, что вы вернулись, и не только потому, что мы любим хоккей.

Все девушки рассмеялись. Теперь Гарри пользовался одной только тростью – об этом им сообщил его отец, когда подписывал бумаги с условиями, по которым консорциум вкладчиков будут поддерживать госпиталь и санаторий для выздоравливающих. Он рассказал Ричарду и Рону Симмонсу, что его сын не смог освоиться в университете, потому что ему казалось, что он полон детей.