Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако священник, без сомнения, и сам уверенный в важности сообщаемого, заставил мальчика слушать. И тогда старший де Лейси показал миниатюрный портрет, от которого ребенок тоже с плачем отвернулся. Но мальчика не отпускали, пока он тщательно не запомнил все черты изображенного там лица и не смог по памяти назвать цвет глаз и волос, а также покрой и отделку платья. После отец вручил ему черную шкатулку, в которую вложил портрет, представлявший собой миниатюру в полный рост – длиной около девяти дюймов, тонко написанную маслом и гладкую, как эмаль. Поверх нее лежал сложенный лист бумаги, исписанный аккуратным разборчивым почерком.
Документы и эта черная шкатулка составляли самую главную и практически единственную часть наследства, оставленного разорившимся якобитом единственному сыну. Он передал их в надежные руки священника до того времени, пока Ультор не достигнет возраста, когда сможет понять их ценность и верно распорядиться ими.
Когда с передачей наследства было покончено, умирающий изгнанник, полагаю, почувствовал облегчение, потому что заговорил с сыном веселым голосом и сказал, что верит в свое выздоровление. Они со священником успокоили плачущего ребенка. Отец поцеловал его и дал маленькую серебряную монету – купить фруктов. Потом Ультора отправили на прогулку, а когда он вернулся, отец был уже мертв.
Младший де Лейси оставался во Франции под опекой этого священнослужителя, пока ему не исполнился двадцать один год. После чего он отправился в Ирландию, получил свой наследственный титул и без проблем предъявил права на небольшое поместье в графстве Клэр. Ведь статус изгнанника его отца не мог помешать сыну владеть наследством матери.
Там он и поселился, время от времени совершая унылые и одинокие поездки по обширным территориям, некогда принадлежавшим его отцу, и лелея мрачные мысли.
Иногда Ультор посещал Париж, этот общий центр недовольства англичан, ирландцев и шотландцев. Там же, когда ему исполнилось чуть за тридцать, женился на девушке из другого разорившегося ирландского семейства. Молодая жена приехала с ним в печальное уединение поместья в Мюнстере, где родила двух дочерей. Старшая, серьезная и рассудительная Алиса, была темноглазой и темноволосой. Уна, на четыре года младше ее, имела большие голубые глаза и длинные и золотистые волосы.
Полагаю, бедная мать этих девочек была от природы беззаботным, общительным и жизнерадостным созданием, и ее веселая и живая натура томилась в одиночестве и мраке уединения. Во всяком случае, она умерла молодой, и дети остались на попечении меланхоличного и ожесточенного отца.
Со временем девочки выросли, как гласит легенда, став настоящими красавицами. Старшую отец предназначил для монастыря, младшую же надеялся выдать замуж за самого благородного жениха. Это казалось возможным при ее высоком происхождении и редкой красоте – если только великая игра, на которую Ультор решил поставить все, увенчается успехом.
Глава II
Феи в замке
Началось восстание 1745 года, и Ультор де Лейси оказался в числе немногих ирландцев, замешанных в этом дерзком и безнадежном предприятии. Конечно, на него выписали ордер на арест, но мятежника так и не нашли. Молодые леди жили, как и прежде, в доме отца в Клэре. Где же был он сам, уплыл ли в Англию или все еще оставался в Ирландии, некоторое время не знали даже они. Позже Ультора объявили вне закона, а его небольшое состояние подлежало конфискации. Для дочерей это стало настоящей катастрофой – падение в нищету и отказ от мечты вернуть роду утраченное величие.
В должное время королевские чиновники приехали описать имущество, и юным леди пришлось бежать. К счастью для девушек, брачное соглашение их родителей обеспечивало выплату каждой из дочерей по двадцать фунтов в год. Об этом позаботился тот самый священнослужитель, о котором я упоминал, и настоящая нищета девушкам пока не грозила.
Однажды поздно вечером несколько маленьких мальчиков из деревни возвращались с прогулки, пересекая темную и извилистую долину Капперкаллен, с карманами, набитыми орехами. К своему изумлению и даже ужасу, на другой стороне долины, уже почти скрытой в тенях сгущающейся ночи, они увидели красноватый свет, струящийся из узкого окна одной из башен, нависающих над пропастью среди плюща и высоких ветвей.
– Смотрите, смотрите, смотрите – в этой башне Фуки[24]! – закричали дети на ирландском языке и пустились в бегство.
Дно долины, поросшее густым кустарником и усеянное огромными обломками скал, среди которых торчали высокие стволы древних деревьев, было, мягко говоря, не самым благоприятным местом для бега. К тому же уже стемнело, так что продираться сквозь ежевику и орешник и перепрыгивать по камням было действительно опасно. Маленький Шон Мал Райан, бежавший последним, тщетно просил запаниковавших товарищей подождать его. И тут перед ним возникла белесая фигура. Она вышла из чащи у основания каменной лестницы, спускавшейся по склону долины недалеко от стены замка, и преградила ему путь. Грубый мужской голос гаркнул:
– Вот ты и попался!
Мальчик завопил от ужаса, споткнулся и упал – и почувствовал, как его резко поймали за руку и, встряхнув, поставили на ноги.
Шон снова закричал, умоляя его отпустить.
– В чем дело, Ларри, кто там? – послышался из окна башни сквозь деревья другой голос – чистый и сладкий, как низкие ноты флейты.
– Всего лишь ребенок, миледи, мальчик.
– Он не поранился? – спросили из башни.
– Тебе больно? – уточнил, крепко держа ребенка, беловолосый мужчина сперва по-английски, а потом по-ирландски. Но мальчик продолжал рыдать и молить о пощаде, сложив руки и пытаясь упасть на колени.
Сильная морщинистая рука Ларри поддержала его. Было видно, что ребенок и вправду поранился – по его виску текла кровь.
– Он просто немного ушибся, миледи! – крикнул Ларри.
– Приведи его сюда.
Шон Мал Райан сдался. Он оказался среди «маленького народца», который, как он знал, будет держать его в плену вечность и один день. Сопротивляться бесполезно. Совершенно сбитый