— Прошу прощения, — произнесла я с порога. — Вообще-то, мне казалось, что я в гостях у некоего Гидеона Кросса, известного тем, что ему чужда романтика.

Он улыбнулся застенчивой мальчишеской улыбкой, еще больше подчеркнувшей сексуальность его обнаженного тела.

— Пытался угадать, что может доставить тебе удовольствие, а уж сделав выбор, просто надеялся на лучшее.

— Ты и доставил мне удовольствие.

Я направилась к нему. Полы черного халата развевались вокруг моих ног, и мне льстило, что он подобрал мне одежду под стать своей.

— Я этого хочу, — рассудительно сказал он, — и над этим работаю.

Стоя перед ним, я наслаждалась красотой его лица в обрамлении шелковистых волос, падающих на обнаженные плечи, что выглядело на редкость сексуально. Я провела ладонями по его бицепсам, слегка сжимая крепкие мышцы, а потом шагнула вперед и прижалась лицом к его груди.

— Эй, — пробормотал он, заключая меня в объятия. — Это ты насчет того, какой задницей я оказался сегодня во время ланча? А что ты там хотела мне выложить? Давай поговорим, и уверен, Ева, все будет отлично.

Я поводила носом по его рельефным мышцам и потерлась щекой о волоски на груди, вдыхая знакомый, успокаивающий запах его кожи.

— Тебе нужно сесть. Я собираюсь рассказать тебе кое-что о себе. Кое-что неприятное.

Я отстранилась, и Гидеон неохотно отпустил меня. Я устроилась на диване, подогнув под себя ноги, а он, прежде чем сесть, налил нам по бокалу золотистого вина. Подавшись ко мне, он положил одну руку на спинку дивана и, держа в другой бокал, весь превратился во внимание.

— Прекрасно. Приступаем.

Перед тем как начать, я набрала в грудь побольше воздуха, чувствуя головокружение из-за участившегося пульса. Трудно было вспомнить, когда в последний раз мне приходилось так отчаянно, до тугого узла в желудке, нервничать.

— Мои мать и отец никогда не состояли в браке. На самом деле мне мало что известно о том, как их угораздило сойтись, поскольку и он, и она предпочитали об этом не распространяться. Но я точно знаю, что мамуля моя всегда просто кончала от денег. Любила их больше, чем все другое. К тому же она только начала бывать в обществе, заводить знакомства, в белом платье порхала — и тут такое. Беременность стала для нее неприятной проблемой, но она не избавилась от меня. — Я опустила взгляд, заглянув в свой бокал. — Я искренне благодарна ей за это, просто восхищаюсь ею. На нее сильно давили, убеждая избавиться от ребенка — от меня! — но она выдержала и не стала прерывать беременность. Что теперь очевидно.

Он запустил пальцы в мои мокрые после душа волосы.

— Мне повезло.

Поймав его руку, я поцеловала костяшки пальцев и положила ладонь себе на бедро.

— Но даже будучи на сносях, она ухитрилась подцепить миллионера. Он был вдовцом, имел сына всего на пару лет старше меня, так что, думаю, и он и она сочли, что вполне друг другу подходят. Он много разъезжал, дома бывал редко, ну а мама тратила его деньги, а заодно растила его сына.

— Ева, я понимаю потребность в деньгах, — пробормотал Гидеон. — Мне они тоже нужны. Нужна сила, которую они дают. Безопасность.

Наши глаза встретились, и что-то, проскочившее между нами при этом признании, помогло мне продолжить:

— Мне было десять лет, когда мой сводный брат изнасиловал меня в первый раз…

Ножка бокала переломилась в его руке, но он был быстр как молния и успел перехватить бокал, не дав разлиться содержимому.

Он вскочил, и я тоже поднялась на ноги:

— Ты не порезался? Все нормально?

— Со мной все в порядке.

Он отправился на кухню и выбросил обе половинки бокала, разбив его на осколки. А я осторожно, дрожащими руками поставила свой. Судя по донесшемуся с кухни звуку, Гидеон открыл буфет, потом закрыл его, а спустя некоторое время вернулся, держа в руке стакан с чем-то потемнее.

— Сядь, Ева.

Я посмотрела на него. Держался он напряженно, глаза были холодными как лед, но потом, проведя ладонью по лицу, повторил уже более мягко:

— Сядь… пожалуйста.

Ноги у меня подкосились, и я опустилась на край дивана, запахнув на себе халат.

Гидеон, продолжая стоять, отпил большой глоток того, что было в его стакане.

— «В первый раз». Так ты сказала. А сколько всего раз это было?

Я намеренно сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

— Не знаю. Не считала.

— Ты кому-нибудь рассказала? Матери?

— Нет. Господи, узнав об этом, она, конечно, забрала бы меня оттуда. Но Натан был в себе уверен: он запугал меня так, что я и рот боялась открыть. — Горло у меня пересохло. Я поперхнулась, а при попытке сглотнуть заморгала: ощущение было такое, будто глотку протерли наждаком. Наконец голос ко мне вернулся, но теперь это был еле слышный шепот. — Был момент, когда мне стало так худо, что я уже готова была признаться ей, несмотря ни на что. Видимо, почувствовав это, Натан, чтобы запугать меня еще больше, свернул шею моей кошке и подбросил ее мне в кровать.

— Господи! — Грудь Гидеона тяжело вздымалась. — Это не просто долбаный педофил, а чокнутый сексуальный маньяк. И эта сволочь тебя… Ева!

— Слуги, должно быть, знали, — отрешенно продолжила я, не сводя глаз со своих перекрученных рук. Сейчас мне хотелось покончить с этим и убрать все пережитое на задворки памяти, подальше от повседневной жизни. — Но думаю, они тоже боялись, поэтому никак не реагировали. И уж если никто из них, взрослых людей, слова не сказал, то чего было ждать от меня, ребенка? Что я могла?

— Но ведь пришел же этому конец, — хрипло произнес он. — Как это вышло? И когда?

— Когда мне было четырнадцать. Поначалу я думала, что у меня просто месячные, но кровотечение оказалось слишком сильным. Мама ударилась в панику и отвезла меня в клинику. Там-то все и выплыло. Они провели осмотр и обнаружили… многочисленные травмы. Вагинальные и анальные рубцы…

Гидеон со стуком поставил стакан на край стола.

— Извини, — прошептала я, чувствуя себя совсем больной. — Я бы не грузила тебя подробностями, но ты должен от меня узнать то, до чего могут докопаться и другие. Медики, как положено, сообщили о жестоком обращении в службу защиты детства. Вся история была задокументирована, и хотя эти материалы закрытые, есть люди, которые с ними знакомы. Когда мама вышла за Стэнтона, он наведался туда и приплатил кому надо, чтобы архивные данные ни в коем случае не предавались гласности. Но, сам понимаешь, стопроцентной гарантии это не дает, и ты вправе знать, что все может вылезти наружу и поставить тебя в неловкое положение.

— В неловкое положение? — прорычал он, дрожа от ярости. — Нашла словечко, чтобы описать мои чувства!

— Гидеон…