— Да если какой-нибудь репортер решится это опубликовать, я не только поставлю крест на его карьере, но и от издания, поместившего у себя материал, камня на камне не оставлю. — Им овладела холодная, леденящая душу ярость. — Но главное, Ева, я собираюсь найти этого издевавшегося над тобой монстра. И когда доберусь до него, он пожалеет, что еще не умер.

Я задрожала, потому что сразу ему поверила. У него все было написано на лице. Звучало в голосе. Ощущалось в излучаемой им энергии. Сейчас он воспринимался не просто как Опасный Брюнет: в Гидеоне угадывался человек, который добьется своего во что бы то ни стало.

— Он не стоит твоих усилий. Не стоит твоего времени, — сказала я, вставая.

— Не он, а ты! Ты всего этого стоишь, черт побери! Провались все пропадом!

Чувствуя, что вся дрожу, я шагнула к камину.

— Тут ведь еще и денежный след. У копов с репортерами особый нюх на деньги. Кто-то может заинтересоваться тем, почему при разводе с первым мужем моей матери досталось два миллиона долларов, а ее малолетняя дочь от предыдущей внебрачной связи получила пять. — Даже не глядя на Гидеона, я почувствовала, что он остолбенел. — Надо думать, — продолжила я, — к настоящему времени этот долбаный счет уже изрядно подрос. Я к этим деньгам не прикасалась, но они в доверительном управлении у Стэнтона, ну а ему присущ дар царя Мидаса. Так что если тебе приходило в голову, будто меня интересуют твои деньги…

— Помолчи…

Я обернулась к нему. Я видела его лицо, его глаза. Видела жалость и ужас. Но куда сильнее ранило то, чего я не видела.

Воплощался в жизнь худший из моих кошмаров. Я боялась, что мое прошлое может негативно сказаться на его влечении ко мне, и еще раньше говорила Кэри, что тяга Гидеона ко мне может быть порождена заблуждениями. Он может вроде бы оставаться рядом, да только я, вне зависимости от намерений и целей, все равно его потеряю.

И похоже, именно это и происходило.

— Ну вот и все. Сейчас оденусь и пойду, — развязывая пояс халата, сказала я.

— Что? — уставился на меня Гидеон. — Куда пойдешь?

— Домой, — устало пробормотала я. — Полагаю, тебе нужно все это осмыслить.

— Это мы можем сделать вместе, — заявил он, скрестив руки на груди.

— Я так не думаю. — Подбородок мой вздернулся, печаль пересилила и стыд, и разрывавшее сердце разочарование. — Вряд ли это возможно, пока ты смотришь на меня вот так, с жалостью.

— Ева, я же не каменный. Любой нормальный человек не остался бы равнодушным.

Все копившиеся с самого ланча переживания сплелись в моей груди в один болевой узел, и я взорвалась:

— Не нуждаюсь в твоей хреновой жалости!

— Тогда какого черта ты хочешь?

— Тебя! Я хочу тебя.

— Так ведь я у тебя есть. Сколько раз можно повторять одно и то же?

— Твои слова и гроша ломаного не стоят, если ничем не подкреплены. Если хочешь знать, я заводилась от тебя с самого начала. И заводило меня то, что каждый твой взгляд говорил о том, что ты хочешь затрахать меня до смерти. А теперь это ушло, Гидеон. — Глаза мои горели от невыплаканных слез. — Этот взгляд… Его больше нет.

— Ты несешь полную ахинею. — Он посмотрел так, словно у меня выросла вторая голова.

— Думаю, ты и понятия не имеешь, что за чувства рождает во мне твое желание. — Я обхватила себя руками, прикрывая груди, поскольку, обнажив перед ним душу, ощутила себя действительно голой. — Оно позволяет мне чувствовать себя красавицей. Чувствовать себя сильной и живой. Я… я не могу оставаться с тобой, если ты больше не испытываешь ко мне такого влечения. Я просто этого не вынесу.

— Ева, я… — Он осекся. Его напряженное лицо приобрело отстраненный вид, руки сжались в кулаки.

Развязав пояс, я сбросила халат:

— Смотри, Гидеон. Смотри на мое тело. То самое, которым ты никак не мог насытиться прошлой ночью. То самое, к которому тебя так неудержимо тянуло, что ты заволок меня в свой паршивый гостиничный номер. Если ты больше этого не хочешь… если тебя это больше не цепляет…

— А что ты на это скажешь? — Он рванул шнурок, спустив пижамные штаны и выставив напоказ огромный член в состоянии эрекции.

Мы одновременно бросились навстречу друг другу, столкнулись, и наши губы слились. Гидеон слегка приподнял меня, чтобы я смогла обхватить ногами его бедра, шагнул к дивану, и мы упали на него.

Задыхаясь и всхлипывая, я распростерлась на диване под тяжестью его тела. Затем Гидеон соскользнул на пол и принялся обрабатывать языком мой клитор. Он был груб, нетерпелив, без уже ставшей привычной нежности, но я была в восторге. А в еще больший восторг пришла, когда он лег на меня и вставил свой член. Моя половая щель еще не успела полностью увлажниться, так что я охнула от болезненного напора, но его большой палец уже принялся растирать круговыми движениями мой клитор, что тут же вызвало ответное движение бедер.

— Да! — простонала я, впившись ногтями в его спину. — Трахни меня, Гидеон! Трахни как следует!

— Ева! — Припав к моим губам и крепко схватив за волосы, он пригвоздил меня к дивану, а сам в это время снова и снова, глубоко и мощно вонзал в меня свой член. Он уперся ногой в спинку дивана, чтобы проникнуть в меня еще глубже, тем самым ускоряя наступление безумного оргазма. — Моя… Моя… Моя…

Его тяжелые яйца ритмично хлопали по моим ягодицам, и эта властная литания сводила меня с ума. С каждым новым болезненным толчком моя половая щель сжималась от возбуждения.

Протяжный горловой звук возвестил о том, что он кончает: его тело судорожно содрогалось, изливая семя в мое лоно. Все это время я прижимала его к себе, гладила спину, осыпала поцелуями плечо.

— Держись! — рыкнул Гидеон, подсовывая руки под меня и чуть ли не сплющивая мне груди.

Он подтянул меня наверх и сел, широко расставив ноги. Его семя увлажнило мое влагалище, что облегчало движение его члена.

Гидеон убрал с моего лица волосы, а потом вытер выступившие у меня слезы облегчения.

— У меня всегда на тебя стоит, меня всегда к тебе тянет. Я с ума схожу от желания иметь тебя. И если бы что-то угрожало моей страсти, я разобрался бы с этим раньше, не дав делу зайти так далеко. Понятно?

— Да, — прошептала я, взяв его за запястья.

— А теперь покажи, что и ты меня хочешь. — Лицо его было красным и мокрым, в потемневших глазах бушевала буря. — Я должен знать, что потерять контроль над собой еще не значит потерять тебя.

В ответ я положила его руки на свои груди, а когда он сжал их, схватила его за плечи и заработала бедрами. И очень скоро его лишь наполовину обмякший член снова затвердел. Его пальцы тискали мои соски, и по моему телу пробегали волны удовольствия. А когда он взял затвердевший сосок в рот, я не выдержала и закричала. Мое тело воспламенилось и требовало большего.