лагерь, и выбрали для себя все самое лучшее. Двери в склады, находившиеся в кухонных подвалах, были взломаны, и пациенты, которые с трудом могли передвигаться (непонятно, как они вообще добрались сюда), сидели теперь среди вскрытых банок с мясными консервами и бочек с кислой капустой. И вот что хуже всего: они нашли в подвале водку. Ту самую польскую водку, очень крепкую, едва ли не чистый спирт, которая только обжигала гортань пьющего, но никакого удовольствия не доставляла, потому что была совершенно безвкусной.

Позже, уже ближе к вечеру, появились первые жертвы разнузданного обжорства: больные в тяжелом состоянии, страдающие от рвоты и поноса. Другие лежали посреди Лагерштрассе, катаясь из стороны в сторону, или валялись в канавах, находясь в последней степени опьянения. Этот вечер с полным основанием можно было назвать богатым событиями.

В восемь часов снова появился роттенфюрер с несколькими прихлебателями. Все, кто мог ходить, заявил он, должны срочно приготовиться.

Большинство больных почему-то страстно желало покинуть лагерь. Только поляки решили остаться. Все они заявили, что чувствуют себя слишком больными для пешего марша, и было понятно, что они, несомненно, надеются на появление партизан. Начались бесконечные дискуссии на тему: кто чувствует себя хуже всех, а кто – немного получше.

Пара докторов должна была постоянно находиться в каждом бараке. В Девятнадцатом бараке оказались Аккерман – не еврей, а настоящий голландец, и Ханс, предпочитавший опасность лагеря опасности пешего марша в неизвестность. Но Ханс рассчитывал на то, что Колет с его испанцами что-нибудь придумают.

В десять вечера роттенфюрер проорал, что все должны выйти на Лагерштрассе. Когда Зепп услыхал его крики, он проделал следующее: запер двери изнутри, а сам встал перед ними, полностью загородив проход, и прорычал в адрес тех, кто пытался покинуть барак:

– Идиоты, вы куда собрались? С вашими болезнями – на мороз? Вы вообще понимаете, что рискуете жизнью? Если этому идиоту все-таки удастся сюда прорваться, он вас и спрашивать не будет, сам выволочет наружу. Так что некуда торопиться!

Но роттенфюрер даже не собирался никуда прорываться и забирать кого-то с собой. У него было недостаточно людей; и вдобавок, похоже, никто не собирался ему помогать, так что он оказался совершенно не готов к по-настоящему решительным действиям. При полном вооружении, в каске, с автоматом за спиной и фонарем в руке, он тем не менее вовсе не чувствовал себя уверенно, особенно теперь, когда его драгоценная жизнь оказалась в опасности. Похоже, от волнения он даже не заметил, что из Девятнадцатого барака не явился ни один человек. Так проявленное Зеппом мужество сохранило сотни жизней.

Когда население госпиталя было выведено из Освенцима, лагерь опустел. В последних трех госпитальных бараках осталось всего несколько сотен лежачих больных, физически не способных покинуть постель, плюс переполненный Девятнадцатый барак, которым самодержавно руководил Зепп и куда вдобавок к пациентам набилась куча вполне здоровых арестантов, решивших залечь на дно.

Поздним вечером – было уже, наверное, около одиннадцати – случилась настоящая беда. Аккерман отправился на кухню, взяв с собой несколько человек, чтобы принести в барак чего-нибудь поесть. Но на площадке перед кухней они наткнулись на эсэсовца. Похоже, тот принял их за обычных грабителей и открыл огонь без предупреждения. Аккерман получил пулю в живот. Часом позже он скончался. Едва Ханс услыхал о случившемся, до него дошло, что в лагере в любую минуту может вспыхнуть бунт. Пришло время действовать.

И Ханс отправился в облюбованный ими с Колетом подвал под дезинфекционным сараем. Испанцев он застал в процессе весьма горячей дискуссии. Некоторые выступали за то, чтобы засесть в подвале и ждать, а другие – среди них был и Колет – предпочитали побег. На одном из складов им попался автомат; таким образом появился хороший шанс отбиться, даже если им встретится по дороге целая группа эсэсовцев.

В конце концов решили, что Ханс и Колет проведут разведку, чтобы понять, есть ли у них шансы покинуть лагерь.

В Пятнадцатом бараке, из которого были видны ворота лагеря, горел свет. Там располагалась пожарная команда, и им велели оставаться в лагере до самого конца. Они притащили к себе пианино из концертного зала и устроили в самой просторной штюбе настоящий шабаш. Больше всего это напоминало поведение маленького мальчика, который идет по темному лесу, очень боится и пытается заглушить свой страх громким-прегромким пением. Они согласились с тем, что попали в рискованную ситуацию, но никакой новой информации у них тоже не было. Они знали только, что русские еще даже не вошли в Краков, так что пока оставалось неясным, когда они наконец доберутся до Освенцима.

Ханс и Альфонсо вышли из пожарной команды на Лагерштрассе и услыхали доносившиеся от ворот голоса. Говорили по-немецки – но на каком-то неузнаваемом диалекте. Они пробрались мимо кухонного барака, поглядели за угол при помощи маленького зеркала и увидели, что там стоят солдаты Вермахта, пожилые часовые, охранявшие ворота. Они проскользнули назад, к Пятнадцатому бараку, и направились по дороге к воротам.

– Добрый вечер, – сказали солдаты.

– Добрый вечер, вы что, охраняете лагерь?

– Да, наша рота квартирует в доме неподалеку, – сказал один из солдат, а второй попытался выменять часы Альфонсо на кусок ветчины, Альфонсо начал торговаться с ним в надежде выяснить что-то еще, но тут подъехала машина. Они попытались уйти, однако было уже слишком поздно. Человек, сидевший в машине, позвал их. Это оказался штурмбанфюрер Краузе, тот самый, который только что застрелил Аккермана.

– Что вы делаете здесь?

– Мы – фельдшеры, – начал сочинять свою историю Ханс. – Мы патрулируем лагерь, обходим его дозором каждый час, чтобы убедиться, что все в порядке, что нигде не случился пожар или что-нибудь похуже.

– Оставьте охрану на наше попечение и больше ни под каким видом не покидайте бараки. Я распоряжусь, чтобы прислали грузовики для больных, которые до сих пор остались в бараках. Сколько их здесь примерно?

– Две тысячи, – сказал Ханс, преувеличивая число больных, чтобы затруднить Краузе поиск достаточного количества грузовиков.

– Прекрасно, мы приедем завтра на рассвете и заберем вас.

Вернувшись в дезинфекционный сарай, они приняли решение немедленно уходить. Прорываться на свободу.

Было создано три группы. Одна, под командой Клемпфнера, планировала пробраться на строительный склад, где они присмотрели себе уютный бункер. Вторая группа собиралась схорониться в городке, находившемся неподалеку, у дороги, ведущей в лагерь, а Альфонсо предполагал добраться до Райско [129], откуда можно было свернуть на дорогу, ведущую к западу, вдоль берега реки Сола. Все были более или менее вооружены, так что если бы их обнаружили, они смогли бы дать врагам должный