litbaza книги онлайнПсихологияМоральное животное - Роберт Райт

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 46 47 48 49 50 51 52 53 54 ... 127
Перейти на страницу:

Подслащенная наука

Часто при обсуждении морали в свете нового дарвинизма возникает вопрос: а не слишком ли мы торопимся браться за столь серьезные темы? Да, эволюционная психология – молодая наука, но она уже породила несколько широко признанных теорий (например, о врожденных различиях между мужской и женской ревностью), несколько благосклонно принятых (о дихотомии «мадонны – блудницы») и очень много чисто умозрительных, но достаточно правдоподобных (о механизме «изгнания партнера»). Достаточно ли этого аппарата для анализа викторианской (или любой другой) морали?

Американский философ Филип Китчер, прославившийся в 1980-х годах как видный критик социобиологии, высказал сомнение в целесообразности создания новой эволюционной науки (не говоря уже про ее этические или политические изводы, которые после разгрома в 70-х годах оказались вообще под негласным запретом). Даже если ученым удастся удержаться на тонкой грани научной беспристрастности, обязательно найдется тот, кто ее перейдет, воспользовавшись их выводами, и теории о природе человека лягут в основу очередной моральной доктрины или социальной политики, что в случае ошибки может нанести серьезный урон. По мнению Китчера, именно это отличает социальные науки от естественных, вроде физики или химии: «Ошибочная гипотеза о происхождении далекой галактики… никого не сделает несчастным. А если мы неверно оценим основы социального поведения человека, если пренебрежем задачей справедливого распределения выгод и тягот в обществе из-за ошибочных гипотез о нас самих и нашей эволюционной истории, то последствия научной ошибки могут быть фатальными». Соответственно, «когда научные заявления имеют касательство к вопросам социальной политики, стандарты доказательности и самокритичности должны быть особенно высоки»[271].

На первый взгляд, все логично, кроме одного нюанса. «Самокритичность» вообще-то необязательна в науке, в отличие от критики со стороны коллег (так сказать, коллективной самокритики), которая как раз и поддерживает высокие «стандарты доказательности». Однако коллективная самокритика невозможна, пока не сформулирована гипотеза. Вряд ли Китчер предлагал сократить проверенный временем алгоритм и воздержаться от выдвижения слабых гипотез (в конце концов, сильные гипотезы получаются из слабых при их тщательном, безжалостном исследовании). Значит, он призывал лишь явно обозначать спорные, умозрительные гипотезы, но это ведь и так общепринятая практика. Благодаря людям, подобным Китчеру (тут я говорю без всякого сарказма), эволюционисты научились виртуозно подбирать корректные формулировки.

Удивительно, но Китчер требует особой осторожности не от всех социологов, а лишь от последователей Дарвина. Отчего-то он уверен, что ошибочные дарвинистские теории о поведении несут большую опасность. Но с какой стати? Долго господствовавшая крайне антиэволюционистская догма об отсутствии у мужчин и женщин важных врожденных поведенческих различий в области ухаживаний и секса породила массу страданий в последние десятилетия и, мало того, не соответствовала вообще никаким «стандартам доказательности» – не была подкреплена никакими фактами и откровенно противоречила народной мудрости всех культур на планете. Однако Китчера это не волнует. Видимо, он считает, что, если в теории нет ни слова про гены, значит, она априори безопасна. На мой взгляд, разумнее считать безопасными те теории, в которых нет ни одной ошибки. А если, как это часто бывает, мы не можем наверняка определить, какая теория правильная, а какая нет, то лучше выбирать наиболее правдоподобную. Эволюционная психология на сегодняшний день предлагает самые убедительные гипотезы, многие из которых надежно подтверждены.

Помимо внешних нападок, честному ученому-эволюционисту приходится бороться еще и с внутренними демонами. В рамках новой парадигмы истину нередко стремятся подсластить, например, приуменьшить различия между мужчинами и женщинами. Констатируя бо́льшую склонность мужчин к полигамии, чересчур политкорректные социологи-дарвинисты непременно добавляют: «Помните, что это статистическое обобщение, конкретный человек может сильно отличаться от нормы своего пола» (все верно, однако подобные отклонения крайне редко бывают настолько велики, чтобы приблизиться к норме другого пола, а в половине случаев они вообще не уменьшают, а увеличивают различия). Или так: «Помните, что поведение зависит от окружения и сознательного выбора. Мужчины могут удержаться от измен» (опять же верно и принципиально важно, но многие наши импульсы настолько сильны, что так просто их не подавишь – потребуется приложить недюжинные усилия – по щелчку, как рекламу, их не выключишь).

Подобные «подслащения» не просто недостоверны, они откровенно опасны. Видимо, осознавая это, Джордж Уильямс, отец-основатель новой эволюционной парадигмы, сознательно сгущал краски и называл естественный отбор «злом». На мой взгляд, это другая крайность, ведь все то, что в нас есть хорошего, также формировалось в процессе эволюции. Однако в целом Уильямс был прав: главные препоны на пути к справедливости и благопристойности заключены в наших генах. В этой книге я буду не раз отходить от популистских идей, продвигаемых некоторыми дарвинистами, и намеренно делать упор на темных сторонах человеческой природы, так как полагаю, что недооценить врага гораздо опаснее, чем переоценить.

Часть вторая Социальные узы
Глава 7 Семья

Но рабочий муравей весьма сильно отличается от своих родителей и совершенно стерилен; поэтому приобретенные модификации в строении или инстинкте он никогда не мог последовательно передавать своему потомству.

Можно с полным правом спросить, каким образом возможно примирить этот случай с теорией естественного отбора?

«Происхождение видов» (1859)

[Вчера] Додди [сын Дарвина Уильям] проявил щедрость и угостил Энни последним куском своего имбирного пряника, а сегодня… он снова положил свой последний кусок на диван для Энни, а затем, явно довольный собой, воскликнул: «О, добрый Додди! Добрый Додди!»

Наблюдения за детьми Дарвина (1842)[272]

Все мы в глубине души считаем себя самоотверженными и бескорыстными. И временами так оно и есть. Однако в сравнении с общественными насекомыми мы – свиньи. Спасая улей, пчелы жалят врага и погибают. Чтобы защитить колонию, одни муравьи взрывают себя; другие всю жизнь работают дверью, отгоняя насекомых без «пропуска»; третьи служат живыми мешками с едой на случай голода[273]. Разумеется, эта «мебель» не имеет потомства.

Дарвин посвятил более десяти лет вопросу о том, как естественный отбор мог создать целые касты муравьев, не оставляющих потомков. Тем временем сам он оставил достаточно большое их количество. Проблема стерильных насекомых привлекла его внимание в конце 1843 года, когда на свет появился его четвертый ребенок, Генриетта; в 1856 году Дарвин стал отцом последнего, десятого, ребенка, но так и не разгадал эту загадку. Все эти годы он хранил теорию естественного отбора в тайне – возможно, именно из-за проблемы с муравьями, «трудности, которая сначала казалась мне непреодолимой и действительно роковою для всей теории»[274].

1 ... 46 47 48 49 50 51 52 53 54 ... 127
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?