– Как это случилось? Машина выскочила на тротуар?

– Ага, прямо на тротуар. В полиции предполагают, что наезд был намеренный. Скорее всего, бизнес-разборки. Говорят, он прилично задолжал, его попросили вернуть долг, а он попросту сбежал.

– Почему пытались убить обоих?

– Христофорыч, это типичная омерта, закон мафии! Убивают всю семью, чтобы другим неповадно было, видел в кино?

– Нелогично. Если убью обоих, с кого стребуют долг?

Добродеев не успел ответить, так как приехал Митрич с бокалами пива и фирменными бутербродами с колбасой и маринованным огурчиком.

– Ребята, вы, конечно, в курсе, – начал Митрич, споро разгружая тележку. – Новые убийства! Что у нас творится? Конвейер убийств, страшно из дому выйти, какой-то фильм ужасов. Мамочка уже две недели сидит дома, общается со своими девочками только по скайпу и по телефону.

– А что она говорит? – спросил с любопытством Монах.

– Что у нас орудует банда залетных преступников и убийц. Сначала Яника Реброва убили и ограбили, потом его девушку. Потому что она что-то знала, а, может, была наводчицей. А теперь приезжего миллионера, который силком выкупил у Речицкого пивзавод, и его жену.

– Жена миллионера жива, – заметил Монах. – У Речицкого, надеюсь, есть алиби.

– Он вчера убыл в свою конюшню в Сиднев, – напомнил Добродеев. – Наверное, есть.

– Слава богу! – воскликнул Митрич. – Бедная женщина, надеюсь, она поправится. Надо сказать мамочке, а то она думает, что ее тоже убили. А вы в курсе, что у Речицкого лошади дохнут? Мамочка считает, они тут все замешаны! А вы уже что-нибудь нашли?

– Мало исходных данных, Митрич. Майор нас и близко к следствию не подпускает, убийства резонансные, не хотят преждевременной утечки, – сказал Добродеев. – Хотя весь город и так в курсе. Пробавляемся мелочовкой, кто что скажет… вроде твоей мамочки.

– Ага, ну да, понятно. Мамочка всегда в курсе, говорит, что-то страшное на подходе, это еще не все! Мне даже думать не хочется, они все у меня висят с автографами: Володя Речицкий, Артур Ондрик, Яник с девочками… Он их часто приводил! Такие красотки, не передать! Веселые, смеялись много. Анфиса, его последняя, похожа на одну артистку, не помню, как зовут. Бедная… – Он вздохнул. – Приятного аппетита, ребята. Если что, зовите. Я на посту.

– Я бы на месте Лары продал бизнес, – сказал Добродеев. – Если она выживет. Рыдаев поможет в случае чего. Может, Речицкий выкупит его обратно, тем более лошади дохнут.

– Она выживет, Лео. Организм выживет, а вот дух… не знаю.

– Это ты мне как волхв? А что ты с ней делал? Это какой-то ритуал?

– Древние восточные практики, передача праны. Называется «Вдыхание жизни».

– Ты сказал, она депрессивная… я не заметил. Спокойная, домашняя, нисколько не депрессивная, с чего ты взял? Они что, плохо жили?

Монах пожал плечами и не ответил.

– Кирилл спас ей жизнь. Как бы они ни жили, он спас ей жизнь…

Монах снова пожал плечами и сказал неопределенно:

– Если метили в него…

– Ты хочешь сказать, если метили в него, то он виноват? А она невинная жертва? Значит, то, что он ее спас, ему зачтется… где-то там. – Добродеев поднял глаза к горе.

Монах не ответил. Был он подавлен и мрачен.

Затрепетал айфон Добродеева, тот схватил его и закричал:

– Алло! Ленчик? Что?

Ленчик был помощником Добродеева.

Монах поднялся и пошел посмотреть на коллекцию фотографий. Там была большая и красивая фотка их обоих с Митричем. Они на флангах, сияющий Митрич с полотенцем через плечо в центре.

Он нашел их всех: Речицкого, Реброва с девочками, Ондрика; стоял, рассматривал и думал о бренности жизни. Вернулся за столик, еще более подавленный и мрачный.

– Это Ленчик, я ему сто раз… – начал было Добродеев, но осекся и спросил: – Ты чего, Христофорыч?

Монах не ответил.

– Что с тобой?

– Устал чего-то, нога разболелась…

– И только?

– Смысла нет, Леша.

– В чем нет смысла?

– Ни в чем. Какой может быть смысл, если миром правит случай?

– Может, смотаемся к Диме Щуке? – спросил Добродеев после паузы, знавший, что иногда доискиваться смысла в словесах Монаха пустой номер.

Он часто думал, что восприятие реальности у них настолько разное, что они никогда полностью не совпадут. К счастью, несовпадения случались редко.

Как говорит майор Мельник: «Опять твой волхв заговаривается».

У каждого свои недостатки и свои достоинства. Принять и не судить, и главное, не пытаться исправить. При всей своей бурлящей энергии, нетерпеливости и скачкам Добродеев был полон эмпатии и умел видеть и замечать мелочи, а бурление, крики и размахивание руками часто было дымовой завесой.

– Не сегодня, Леша.

– Это из-за Лары? Надо позвонить майору, может, выдаст что-нибудь, может, они их уже задержали. Кстати, я составил список учебных заведений, где она могла учиться, ты прав, надо походить и показать ее фотку.

– Позвони. Заодно спроси насчет «Смерти Марата», что они сумели выяснить. А вообще, странно… – Монах замолчал и задумался.

– Что?

– Как это все связано, Леша. Связь между убийствами.

– Ты думаешь, убийства связаны? Какие?

– Все три убийства, Леша. Возможно, четыре. Та старая история… То, что всплыло убийство той девушки именно сейчас, не случайно.

– Христофорыч, а она-то тут при чем? Мы даже не знаем, как ее звали. Мы вообще ничего о ней не знаем. Ребров и Анфиса, ладно, готов согласиться, может, и связаны. Но Кирилл? Это вообще его разборки, Кирилл пришлый, они здесь чужаки. Просто имеет место роковое стечение обстоятельств. Убийства случаются, мы зачастую ничего о них не знаем, а сейчас жертвами оказались наши знакомые.

– То, что звенья разорваны, не исключает, что они одной цепи, Лео. Варево вскипело и полилось через край. Пришло время, и покров тайны приподнялся.

«Ну вот, снова заговаривается», – было написано на озабоченном лице Добродеева.

– О чем ты, Христофорыч? Какой покров поднялся? Мы же ничего не знаем! Только и сумели выявить Марата. А толку?

Монах вдруг поднялся из-за стола и пошел прочь.

– Христофорыч, ты куда? – опешил Добродеев. – А пиво? Подожди, я с тобой! – Он вскочил и поспешил за Монахом.

Митрич с удивлением смотрел им вслед.

– В чем дело? – вопросил Добродеев, нагоняя Монаха на улице. – Куда ты собрался?

– В галерею Ондрика, – сказал Монах.

– Куда?! – поразился Добродеев. – На хрен тебе галерея?