толщины в четверть линии, что составляет 0,635 миллиметра, было немыслимо удержать учащихся от возможности произвести ликвидный товар и реализовать его. Они – дети своего века. Действуют так, как им привычно.

И они же пытливые ученые с безумными идеями, ради проверки которых готовы потрудиться. На пятом году занятий школьники уступают нынешним университетским профессорам только размером тела и размером самомнения. Кое-кто, не будем указывать пальцем, хотя все знают, что это Гарри Смит, состоит в переписке со студентом Кембриджа Аптекарем, который учится на врача и фармацевта. У этого Аптекаря в обиходе имеется более-менее приличная лабораторная посуда и появились навыки стеклодува. И даже стекловара, потому что он помогает дяде Эдику с линзами. Нынешние ученые многое делают собственными руками. Так, Аптекарь по секрету шепнул Эдуарду, что коэффициент преломления на границе двух сред связан с соотношением скоростей света в этих средах. Не знаю, насколько это ускорит создание нормального микроскопа. Сам-то помню, что в мои годы оптикой уверенно добивались увеличения в пятьдесят шесть раз, потому что таково было большинство микроскопов, встреченных мной на работе. Да как-то и не требовалось больше.

В очередном письме из Кембриджа сообщалось, что Аптекарь допущен в алхимическую лабораторию господина Ньютона, где проводит некоторое опыты, а дядя Эдик изучает оптику, пользуясь трудами этого великого ученого. И еще вопросы тому задает. Правда, вопросы дельные. Короче, с сэром Исааком ребята в контакте. Да и я бы на месте Аптекаря был в восторге – оказаться рядом с создателем классической физики! Шутка ли сказать. Главное, чтобы он Ньютону законы механики его имени цитировать не начал. А то придумать-то он их уже придумал, но формулировки там совсем другие, недошлифованные. С другой стороны, задачи перед ребятами стоят конкретные, не связанные с академическим охватом всей картины мироздания. Аптекарь с его прекрасным почерком устроился при Ньютоне переписывать набело его книгу «Математические начала натуральной философии», а дядя Эдик занят полировкой линз.

* * *

Зимой мы поставили еще одну мачту на берегу ближнего озерца. С нее на веревке сбрасывали груз, который тянул модель кораблика. Это не я виноват – Софочке захотелось найти лучшую форму корабельного корпуса. Чтобы тяга была длиннее, использовали полиспаст. Деревянные модельки делали одинакового поперечного сечения и веса, который является водоизмещением, чтобы зафиксировать пару параметров и оценивать разницу в толкающей силе, приводящей к набору известной скорости. Интересно было ребятам. Особенно потому, что не сумели вывести формулы, описывающей рост сопротивления воды от скорости – не давал я им степенных функций. Но кривую вычертили. В нашем диапазоне значений, то есть до пятнадцати узлов, картина уже проявила себя четко. Даже оформилась в достаточно связную кривулину, где невычисляемый параметр обозвали гидродинамическим качеством, его определяли на модели в бассейне. А второй коэффициент находили на кривой зависимости сопротивления воды от скорости. Ее, эту кривую, тоже сняли экспериментально, полагая за силу сопротивления вес груза, поделенный на два, потому что и полиспаст эту силу делил.

Сэр Энтони Дин не раз составлял нам компанию, когда мы всем детским садом пускали кораблики. Зачем такая толпа? А что делать, если нет фотофиниша с секундометрией? По всему пути рядом с каждой вехой находился постовой, кладущий набок песочные часы, запущенные по команде «Старт». Так что время мы определяли взвешиванием. И динамику набора скорости измеряли, и саму скорость уже ближе к концу дистанции. Коротковата она была, эта дистанция, потому что строить мачту выше пятидесяти метров я просто не посмел. Она, как спица, торчала вверх над всей местностью, от нее даже Ипсвич было видно. Так что весь трек имел длину в сотню метров.

Поначалу не все шло гладко, мы быстро заметили, что веревочка, тянущая кораблик, намокает и провисает, отчего у нас не получалось повторяемости результатов. По уму ее бы проволочкой заменить, но подходящих под рукой не было – и сами мы ими не занимались, и купить не позаботились. Выручили нас девочки из новеньких – сплели из конского волоса леску, которую потом хорошенько провощили. С ней дело сразу пошло на лад.

Самой удачной из опробованных нами моделей оказался корпус, повторяющий обводы местного куттера. Это и немудрено, остроносый, острозадый, плавных форм. Что это за зверь такой, спросите? Для себя я нашел два принципиальных признака. Во-первых, у них киль сидит в воде тем глубже, чем дальше назад. Говорят, чтобы было легче стаскивать с мели. Во-вторых, они всегда одномачтовые и паруса на них исключительно косые. Типичное маломерное прибрежное судно, распространенное среди рыбаков. Хотя сэр Энтони упомянул какие-то большие куттеры, специально построенные для нужд военного флота, которые оказались неудачными из-за чересчур большого паруса – грота, с которым было трудно управляться.

Софочка тут же сделала стойку на эту информацию и начала закидывать удочку насчет купить одного такого неудачного для себя. Понятно, что если папенька пообещал больше ее в море не брать, то она может позволить это себе сама на собственном судне. Мистер Дин, конечно, все понял. Получив результаты наших проверок обводов многих типов корабельных корпусов и неплохие данные для расчетов, он был весьма доволен результатами и пообещал похлопотать.

«Так что, внутренний голос, готовься ставить и наши мачты, и наш мотор», – дала она мне понять, чего добивается.

«Ну вот! Опять, вместо того чтобы заниматься делом, болтаться в море», – внутренне вздохнул я. Да и как тут не кручиниться, если хозяйке моей скоро исполняется двенадцать, и вступила она в штормовые подростковые годы.

Глава 23. Аврал

– Ты прекрасна, как утренний росток, – сказал Ричард Клейтон, целуя Софочке тыльную сторону слегка закопченной ладошки. Это тот самый Клейтон из Клейдона, с которым хозяйка моя грызла латынь. Хозяйка грызла прилежно, а этот барчук спустя рукава. И вот теперь он заявился в кузницу, одетый джентльменом, то есть при манжетах на рукавах камзола, да еще с жабо впереди над пузом. Хотя пуза-то у него и нет – поджарый парень.

Софочка внутри нашей бестолковки как-то растерялась, а я перехватил управление:

– Здравствуй, Рич! Как же ты вырос – совсем взрослым стал, – и своей рукой, им удерживаемой, его ладонь перевернул. А вот и следы смоляных канатов. Значит, как и собирался, служит на флоте. – Ты ведь юнгой служишь, не так ли?

– Гардемарином в мичманской должности. Я ведь джентльмен.

Отступив на шаг, я внимательнее вгляделся в старого знакомого. Камзол на нем серого сукна покроем смахивает на форменный, потому что я такие частенько видел на моряках с военных кораблей. Треуголка на голове