– И при чем тут капрал Изирано? – спросила Иносолан, хотя уже распрекрасно догадывалась обо всем.

– Он, вероятно, находился в толпе, когда ты устроила свое представление. Тогда он был еще совсем мальчишкой и, наверное, запомнил одно из Слов.

– И уже тогда у него были способности к фехтованию?

Рэп кивнул.

– Да в придачу способности к магии, вроде как у меня. Главное, он запомнил Слово. И стал фехтовальщиком с магическими способностями. Однажды обнаружив в себе этот свой дар, он отправился в Империю, поскольку здесь его некому было обучать.

И сколько других последовало за ним? Певицу Брунраг и десяток-другой человек Инос могла назвать с ходу. И, как сказал Рэп, есть и другие – те, кто тоже отправился на юг, но так и не вернулся назад.

– Значит, у нас здесь живут адепты и маги? Может быть, даже один-другой волшебник?

Рэп уставился в очаг, тлеющий красноватым светом.

– Никаких волшебников. Ты разбросала четыре Слова, и одно из них, кажется, погибло вовсе. Значит, остаются три. Я пока не замечал в округе адептов и магов, но они могут и прятаться. Если у них есть хоть капля соображения, они так и делают.

Инос встала и подошла к креслу Рэпа, чтобы устроиться на подлокотнике. Рукой прошлась по перепутанным волосам мужа.

– И теперь они умирают?

– Некоторые. Слова передаются на смертном ложе. У кого угодно может быть свое Слово… Насколько я знаю, у старого Триппи такое Слово есть. Понимаешь теперь, в чем проблема?

– Ты думаешь, Гэт пытается получить свое Слово Силы?

Застонав, Рэп потер виски.

– Может, и так. Кто-нибудь ему, наверное, рассказал – Боги знают, кому здесь это известно… Не знаю. Гэт всегда казался таким открытым, честным парнем…

Инос не произнесла вслух то, о чем подумали оба, – что сын мог унаследовать от отца Дар к магии.

– Вдруг это какой-то инстинкт заставляет Гэта? – спросила она, помолчав.

– Едва ли. Даже очень могущественные волшебники, даже смотрители не в состоянии заметить Слово, если им не пользуются. Так какой же тогда инстинкт способен притянуть человека к его Слову?

Какое-то время оба молчали. Рэп положил на колено Инос свою голову, тяжелую от недобрых предчувствий.

– И что, это очень серьезно, любимый? – спросила она. – Даже если он подберет все три Слова и станет магом – что в этом такого ужасного? Ты же передашь детям свои Слова, когда придет час умереть, не так ли?

– Признаться, я еще не собирался умирать, но, похоже, так и будет. Поступлю, как сделал когда-то Иниссо: передам каждому из детей по Слову. Но Гэт слишком юн, чтобы ему можно было доверить Силу. Не в этом дело, впрочем.

Инос, похоже, пропустила что-то серьезное.

– В чем же тогда дело, любимый?

– В том, что все три Слова очень слабы. Да, они способны сделать человека магом, но только очень скверным магом.

– И что подвластно скверному магу?

– Не многое, наверно. Попытается превратить кого-нибудь в лягушку – а у того только позеленеет кожа или еще что-нибудь в том же духе. Не могу сказать.

– Значит?..

– Значит, такой маг станет легкой добычей для любого волшебника посильнее, который окажется поблизости. Тот почувствует, что здесь кто-то пользуется Силой, и превратит слабого в своего раба – в «сторонника».

– Тогда тебе следует серьезно поговорить с сыном!

– Наверное, следует.

– Только держи Кейди подальше от всего этого! – твердо сказала Инос. – Если она о чем-нибудь пронюхает, то ни одному старику в Краснегаре не дадут умереть спокойно.

Рэп снова вздохнул.

– Я никогда не видел собственного отца. Знаешь, я не очень хорош в смысле «разговора-по-душам-с-сыном».

Ерунда. Дети преклонялись перед Рэпом, как и десятки других детей из числа обитавших в стенах замка.

– Я уверена, ты с этим справишься, – мягко заметила Инос. – По сравнению с убийством Тана Келькора, это вовсе не так уж и сложно.

«Все это не правильно, – думала Фриэль. – Не правильно, не правильно, не правильно!» То, что каждая мать считает драгоценнейшей радостью и что случается всего раз-два на протяжении ее жизни, испорчено проклятием Дара и превращено в трагедию. Бесценный миг обернулся пыткой.

От кипевших вокруг нее эмоций голова Фриэль просто раскалывалась. Она злилась на Тхайлу, которой, конечно, следовало открыть мальчишке правду сразу же и не тащить его в Дом Гаиба. Злилась она и на самого Гаиба, который вновь стал строить из себя туповатого молчуна, ибо был здорово испуган и не хотел в этом сознаваться. Она злилась даже на этого изнывающего от любви коротышку со смешными круглыми ушами – на него в особенности, потому что мальчишка Лииб оказался оглушен, очарован, поражен ее дочерью, словно ударом кузнечного молота. Злилась, потому что она видела заморыша и в то же время видела прекрасного принца из старой сказки.

Раздражали ее и новости, принесенные Тхайлой. Ленивый Уайд никогда не внушал Фриэль доверия, но Шиила ничего не хотела слушать. И куда ее теперь завела глупость? Любая девушка должна верить в то, что чувствует ее мать, особенно если мать способна видеть, как Фриэль. Но Шиила – дело второе, эти заботы можно оставить на потом.

Солнце только что опустилось за хребет Кестрель, и золотистая луна, почти полная, едва успела выкатиться из-за гор. Стоял чудесный вечер; даже насекомые особенно не донимали. Вот разве что эти чувства… Если у нее самой разболелась голова, что же тогда происходит с Тхайлой?

Все четверо сидели перед хижиной в скорбном молчании: они с Гаибом – на скамеечке, прислонясь спинами к стене, а влюбленные – на земле, подтянув под себя ноги. Рядом, но не касаясь друг друга.

Он нашел Дом, о котором мечтал, и теперь хотел поселить в него девушку своей мечты… Она хотела скрыться в его Доме от учетчиков и Колледжа…

Лииб в жизни не слыхал о семьях, обладающих Даром, и вообще о Способностях. Гаиб объяснил ему, довольно грубо. Фриэль заставила себя повторить все сначала, не выдавая неприязни.

Мальчишка обезумел от горя. Тхайла едва не разрыдалась.

Теперь Гаиб сидел, храня напряженное, настороженное молчание и постоянно поглядывая вокруг, будто ожидая, что вот-вот этот учетчик-маг Джайн снова выйдет к нему из-за толпившихся вокруг деревьев.

– А сколько осталось до твоего дня рождения? – спросил Лииб, повернувшись к Тхайле. Та всхлипнула.

– Полгода. Первое новолуние дождливой поры.

Он мрачно кивнул, вновь принимаясь ковырять волдырь на ноге.

– А твое? – дрожащим шепотом спросила Тхайла.