— А вдруг им помощь нужна? — Гжегож неуверенно повернул лошадь, еще раз оглядываясь в темноту. — Радзимеш, не бери греха на душу!

— Ты не поп, я тебе не грешник, за мои грехи спрос сам держать буду! — Радзимеш ожег плетью гнедую, с места взявшую в галоп. — Можешь оставаться, я и один притащу старика с девкой! И наградит пан Конрад меня одного…

— Осторожней! Там тропа вся заросла! Глаза не выколи!

Но Радзимеш уже его не слышал, светлой точкой, скрываясь и пропадая за стволами деревьев, он удалялся вперед по извилистой тропе в глубь леса.

Гжегож медленно ехал назад, внимательно рассматривая в трепещущем свете факела лес по обе стороны тропинки. Он подъехал к развилке: лошадь громко фыркнула и повернула голову в сторону другой тропинки.

— Ты думаешь, они там? — то ли себя, то ли лошадь спросил Гжегож. — Ну что ж! Поехали, посмотрим!

Однако впереди его внимание привлек блеснувший огонек света. Огонек был неподвижен, и Гжегож двинулся ему навстречу.

Если бы листва еще не опала, он бы и не увидел ничего, но сквозь голые ветки лещины он разглядел лежащее на земле тело. Огоньком же оказался догорающий факел.

— Слава Богу, что все эти дни мозглил дождик, а то по сушняку пал пошел бы! — Гжегож подался вперед. — Зденко, это ты? Чего там с тобой приключилось? Вставай, а то Радзимеш рвет и мечет…

Слова колом встали в глотке: несколько шагов, сделанных лошадью, хватило для того, чтобы рассмотреть лежащего на земле человека.

Это действительно был Зденко: нелепо разбросав руки, он лежал на спине с разорванным горлом, из которого уже редкими толчками вытекала темная кровь.

На лице его застыло выражение жуткого ужаса, а в разжавшейся руке поблескивала цепочка с выпавшим на землю крестиком.

— Свят! Свят! Свят!

Дрожащей рукой Гжегож перекрестился и, наклонившись в седле, протянул факел, но и без этого было понятно, что Зденко мертв.

Сверху в ветвях раздался шорох, и Гжегож резко обернулся, но ничего не увидел. Шорох раздался слева, затем справа.

— Кто здесь?!

Леденящий душу тихий смех раздался спереди, затем сзади, сверху, отовсюду, казалось, что он звенел внутри головы Гжегожа.

— Ты меня не видишь, а я тебя вижу!

Бросив факел на землю, он лихорадочно стал вытаскивать меч из ножен, но запутался. Испуганная лошадь громко заржала, сзади на седло словно опустилась большая холодная снежинка, и тихий голос прошептал в самое ухо:

— Я тебя съем…

Через несколько десятком метров Радзимеш натянул поводья. Действительно, в такой темноте он запросто мог или шею свернуть, или глаза выколоть себе или лошади.

Похолодало, маленькие снежинки закружились хороводом в свете факела.

— Не хватало еще, чтобы буран начался! Тогда придется ночевать у колдуна, то еще счастье!

Впереди он увидел идущую по тропинке женскую фигурку. Догнав ее, Радзимеш осадил лошадь:

— Эй! Девка! Чего блудишь ночью в лесу одна?

Она подняла голову и посмотрела на него. Факел осветил бессмысленную улыбку на лице, и Радзимеш довольно цокнул языком:

— На ловца и зверь бежит! Ты Агнешка?

В глазах девушки что-то непонятное промелькнуло на мгновение, но тут же исчезло, а она закивала.

— Стой, дура! — Радзимеш сгреб ее волосы на макушке в кулак и запрокинул голову. — Холоднющая-то какая, словно покойница! Дай-ка я на тебя гляну!

Огромные оленьи глаза, голубые, почти прозрачные, были обрамлены густыми черными ресницами. Изящные брови соболиным изгибом темнели на фоне белоснежной светящейся изнутри кожи. Босые ноги были измазаны чем-то бурым, наверное, болотной грязью. Распущенные русые волосы падали на спину и грудь, скрывая белеющие в вырезе рубахи девичьи груди.

— Хороша, стерва! — Он плеткой раздвинул локоны на груди. — А моя Франтишка — корова коровой! Не дергайся! — Он сильнее потянул на себя волосы, заставив девушку подняться на цыпочки.

Радзимеш, воткнув факел в развилку ветвей, достал кинжал и плашмя просунул его в вырез рубахи. От прикосновения холодного металла к телу девушка даже не вздрогнула, и Радзимеш, повернув, потянул на себя вниз. Ткань с треском поддалась, и он удовлетворенно оглядел открывшееся взору девичье тело.

— Знать бы еще, девка ты или нет! — с опаской протянул он, оглядываясь по сторонам. — Хотя… Если пан Конрад спросит, скажу, что Юрек ее ссильничал! Я и успел, но уже поздно было!

Отпустив Агнешку, он слез с коня. Девушка, прислонившись спиной к дереву, стояла недвижимая. Рванув руками горловину рубахи, он полностью разорвал ее и скинул с плеч Агнешки, а сам лихорадочно стал распутывать завязки штанов.

Она не стала смущенно закрываться, лишь подняла пальчик и, улыбаясь, погрозила ему, мол, что ты делаешь, нельзя!

— Ах ты, сучка, дразнишься? — Радзимеш наотмашь ударил ее по лицу. — Да я тебя!

Замахнувшись, он хлестанул ее со всей силы плетью, но девушка не шевельнулась. Ошеломленный Радзимеш отступил назад и замахнулся для нового удара, однако молниеносным движением Агнешка поймала свистящую плеть и, намотав ее на руку, дернула его на себя.

Потеряв равновесие, он упал к ее ногам, мельком разглядев, что на ее ногах не грязь, а настоящая кровь.

Расширенными от ужаса глазами он увидел на приближающемся к нему лице сузившиеся, словно у большой кошки, зрачки прозрачных глаз и удлиняющиеся огромные клыки.

— Будь ты проклята… — успел прохрипеть он, и ледяные губы коснулись его шеи…

— Ты мне все старые кости раздавил, Арни…

Андрей стоически переносил тяжесть лежащего на нем чуть сверху и придавившего оруженосца и все свое отношение мог выразить только сварливым шепотом.

Арни чуть слышно хмыкнул в ответ и тут же продолжил нарочито стонать — от намотанных на нем окровавленных повязок несло тухлятиной и еще чем-то непереносимо гадким и мерзопакостным.

Приходилось не только терпеть, но и продолжать играть свою роль — раненых воинов Завойского, коих на двух телегах везли в Старицкий замок.

Авантюра чистейшей воды, но другого выбора просто не имелось — штурм твердыни, в гарнизоне которой убитый в бою несколько часов тому назад пан оставил два десятка пожилых ратников, мог обойтись слишком дорого для крестоносцев.

Да и времени осада отняла бы много, на что Андрей пойти никак не мог, а потому требовалось взять крепость как можно быстрее, чтобы двинуться всеми силами вперед и бить кичливое шляхетское воинство поодиночке, пока они ни сном ни духом не ведают, что сами из охотников превратились в дичь.

Вот и пришлось прибегнуть к хитрости, благо один из пленных, мужик из замковой обслуги, что вез на своей повозке всякую воинскую справу да кормежку, питая к пану застарелую вражду вечно поротого холопа, согласился изобразить возничего и завести крестоносцев, под видом раненых, прямо в замковые ворота.