Поль обвел взглядом палатку и улыбнулся, словно извиняясь.

– Готовы выдержать краткое изложение диссертации по динамике народонаселения? Боюсь, я не обладаю преимуществом Джока – в этой теме я кое-что смыслю.

– Не мешайте ему, – сказал кто-то. – Пусть говорит.

– Ладно, – продолжал Поль, – вы сами согласились. Многие полагали, что конечная цель колонизации – уменьшить перенаселенность и нехватку продуктов питания на Земле. Но ничто не может быть дальше от истины.

– Как? – сказал я.

– Немного терпения. Маленькая планета не только физически не в состоянии принять на себя прирост населения большой планеты, как справедливо заметил Сеймур, но есть и еще одна причина, по которой притока в сто тысяч человек в день у нас никогда не будет, – чисто психологическая. Желающих эмигрировать, даже если их не отбирать, никогда не станет столько же, сколько рождается новых людей. Большинство просто не покинет родину. Многие даже не покинут свою родную деревню, не говоря уже о том, чтобы отправиться на далекую планету.

– Согласен, – кивнул мистер Вилья. – Добровольный эмигрант – весьма странная порода. И редкая.

– Верно, – кивнул Поль. – Но предположим на секунду, что ежедневно готовы эмигрировать сто тысяч человек и Ганимед вместе с другими колониями способны их принять. Облегчит ли это ситуацию дома – в смысле, на Земле? Ответ: нет.

Похоже, на этом он закончил.

– Прошу прощения за мою тупость, Поль, – наконец спросил я, – но почему нет?

– Ты изучал экологию, Билл?

– Немного.

– А математическую теорию народонаселения?

– В общем… нет.

– Но тебе наверняка известно, что после любых крупных войн на Земле население всегда становилось больше, чем до них, независимо от числа погибших. Жизнь не просто постоянна и неизменна, как выражается Джок, она имеет взрывной характер. Базовая теорема математической теории народонаселения, для которой никогда не существовало исключений, гласит, что население всегда растет, не только в пределах имеющегося количества пищи, но и сверх него, вплоть до минимальной поддерживающей жизнь диеты – по сути, грани голодной смерти. Иными словами, если мы будем отправлять с Земли по сто тысяч человек в день, население продолжит увеличиваться, пока прирост не составит двести тысяч в день, или максимум для новой экологической динамики Земли.

Какое-то время все молчали – сказать было нечего. Наконец подал голос Сергей:

– Мрачную картину вы нарисовали, босс. И каков же ответ?

– Его не существует, – сказал Поль.

– Я не об этом, – возразил Сергей. – Я имел в виду – каков выход?

Когда Поль ответил, все услышали лишь единственное слово, произнесенное столь тихо, что, если бы не наступившая тишина, его невозможно было бы разобрать:

– Война.

Послышался шорох ног и ропот – подобное казалось просто немыслимым.

– Да бросьте, мистер дю Морье, – сказал Сеймур. – Может, я и пессимист, но не настолько. Войны больше невозможны.

– В самом деле? – спросил Поль.

– Хотите сказать, что Космический патруль нас подведет? – воинственно заявил Сеймур. – Другой причины для начала войны просто нет.

– Патруль нас не подведет, – покачал головой Поль. – Но остановить войну они не смогут. Полицейских сил вполне достаточно для прекращения отдельных конфликтов и подавления их в зародыше. Но когда конфликт охватывает всю планету, никаким полицейским силам не хватит ни средств, ни сил, ни ума. Естественно, они отважно попытаются вмешаться, но у них ничего не выйдет.

– Вы в самом деле в это верите?

– Таково мое твердое убеждение. И не только мое, но и комитета. Нет, я имею в виду не политиков, а карьерных ученых.

– Тогда о чем, черт побери, думает комитет?

– О строительстве колоний. Мы считаем, что это стоит того само по себе. Колонии вовсе не обязательно должны пострадать от войны – собственно, вряд ли это вообще случится. Будет примерно так, как с Америкой в конце девятнадцатого века, – проблемы Европы обошли ее стороной. Скорее следует ожидать, что война, когда она случится, станет столь масштабной и продолжительной, что межпланетные полеты надолго прекратятся. Вот почему я говорил, что эта планета должна стать самодостаточной. Чтобы поддерживать межпланетные путешествия, требуется высокотехнологичная культура, а на Земле она вскоре может исчезнуть.

Думаю, слова Поля застигли врасплох всех присутствующих – меня уж точно. Сеймур ткнул в его сторону пальцем:

– Если вы во все это верите, то почему тогда возвращаетесь на Землю?

– Я никуда не возвращаюсь, – снова тихо ответил Поль. – Я намерен остаться здесь и стать поселенцем.

Внезапно я понял, почему он начал отращивать бороду.

– Значит, ожидаете скорого начала войны, – сказал Сеймур, и слова его прозвучали как утверждение, а не как вопрос.

– Раз уж я столь далеко зашел, – поколебавшись, проговорил Поль, – отвечу прямо. Война случится не раньше чем через сорок земных лет и не позже чем через семьдесят.

Послышался всеобщий вздох облегчения.

– От сорока до семидесяти, говорите? – продолжал за всех Сеймур. – Но в таком случае нет никакого смысла сюда переселяться – вряд ли вы доживете до войны. Хотя это вовсе не значит, что из вас не выйдет хорошего соседа.

– Я вижу эту войну, – настаивал Поль. – Я знаю, что она будет. Хочу ли я такой судьбы для моих гипотетических детей и внуков? Нет. Только здесь я найду свой покой. И если я женюсь, то здесь. Я не собираюсь воспитывать потомство в радиоактивной пыли.

Кажется, именно в этот момент в палатку просунул голову Хэнк, поскольку я не помню, чтобы Полю кто-то ответил.

– Эй, джентльмены! – крикнул он, откидывая клапан. – Европа взошла!

Мы кучей вывалились наружу, возможно пытаясь преодолеть охватившее всех замешательство – слишком уж откровенен был с нами Поль. Хотя, вероятно, мы все равно бы вышли – пусть дома мы и видели Европу каждый день, но сейчас зрелище было совершенно иным.

Поскольку Европа обращается вокруг Юпитера внутри орбиты Ганимеда, она постоянно находится в непосредственной близости от Юпитера, если можно назвать таковой отдаление на тридцать девять градусов. Мы находились на ста тринадцати градусах западной долготы, Юпитер висел на двадцать три градуса ниже нашего восточного горизонта, а это означало, что Европа на максимальном удалении к западу от Юпитера оказывалась максимум в шестнадцати градусах над истинным горизонтом.

Прошу прощения за арифметику. Поскольку практически рядом с нами к востоку располагалась гряда высоких холмов, все это означает, что раз в неделю Европа всходила над холмами, едва их касаясь, висела так около суток, а затем разворачивалась и заходила на востоке, точно там же, где и взошла, двигаясь вверх-вниз словно лифт.