Саше я сказал, что хочу сделать его знаменитым и богатым, а сам останусь в тени. Буду руководить. Его даже уговаривать не пришлось. Доверчивым был и глупым.

На афишах ты видела только его, меня нигде нет. Я всегда был в тени, меня не замечали. Но между нами всегда присутствовала связь. Нет, я не о той самой, я о приборах. Маленькие переговорные устройства, прикрепленные к одежде. Я мог слышать каждое его слово, находясь в сотне метров. Если мне что-то не нравилось, я всегда мог сделать ему замечание или продиктовать правильный ответ. Его микрофон был закреплен за ухом.

– Лицо не засветил, какой молодец, – похвалила я. – А теперь сними наручники, потому что мне очень больно.

Долгов некоторое время с интересом рассматривал меня с головы до ног.

– Ты очень красивая, Таня, – наконец изрек он. – Но не проси меня снять наручники. Не трать свое и мое время. Я могу снять с тебя что-то другое, хочешь?

– Нет.

– Я так и думал. Продолжу?

Я не ответила.

– Я всегда был рядом. Далеко или близко, постоянно на связи, готовый помочь и поддержать. Впрочем, Саша и без меня до поры до времени прекрасно справлялся.

– Неплохо вы продвинулись, – заметила я. – Но Саша не умел обманывать людей, как это делал ты, верно? Он просто играл, притворялся тобой. Как же ему удавалось разыгрывать целые спектакли во время частных встреч?

– А то ты не знаешь. Нам помогали. Мне. Мне помогали. Потому что все они работали на меня.

Он нехорошо улыбнулся, и мне впервые за время этой исповеди стало страшно.

– Процесс был идеально срежиссирован. Я установил железные правила. Только тотальный контроль и позволял мне управлять членами команды. Понятное дело, что Саша в любой момент мог сесть в лужу, если бы клиент поднял тему, в которой он не разбирался. Я быстро заделал эту прореху. Мы стали записывать людей на сеансы за две или три недели. Этого срока вполне хватало на то, чтобы собрать о человеке достаточно информации. Саше оставалось пробежаться по тексту и пресекать все неловкие вопросы клиента. Это у него получалось от- лично.

Знаешь, когда он был у той женщины, которая прекрасно знала о любовнице своего мужа и об их общей дочери, ему вдруг стало плохо. По-настоящему плохо. Нервное истощение плюс алкоголь, который я даже перестал от него прятать – это было бесполезно. Я ждал его в машине, слушал, как и что он говорит. Не знаю, что случилось. Может, на него что-то подействовало. Духота? Или словил воспоминания из детства? С чего бы так вдруг?

«Пожаров бы тебе на лице объяснительную написал, – подумала я. – Если бы он до тебя добрался, то переломил бы тебя о колено – настолько он тебя не любит».

Вспомнив Степана, я чуть не пустила слезу. Вот кого здесь точно недоставало. Про Кирьянова я старалась не думать – все равно не получится связаться. Нужно было справляться самой.

– Та женщина была последней, с кем Саша смог нормально провести сеанс. Потом все стало плохо. То пил, то пропадал в спортзале. То спал до обеда, то просил загрузить работой до бессознательного состояния. Все больше людей желало погрузиться в таинственный мир предсказателя. Причаститься, ощутить, а потом заплатить за это. Но работать с клиентами было уже некому. Саша выбился из нашей дружины. Его мотало из крайности в крайность, и я понял, что больше так продолжаться не может.

Были мысли объявить, что Энио берет отпуск, и на это время поместить Сашу в клинику неврозов, и все бы получилось, наверное. Но тут появилась ты.

– Господи, – догадалась я. – Все, что ты только что рассказал, было верхушкой айс-берга, да? Свой страшный план ты еще даже не начал приводить в действие?

Долгов почесал макушку.

– Да не было никакого плана. Все как-то само собой получилось. Сын той перепуганной клиентки обратился к тебе, а ты, в свою очередь, сломала мою чудесную игрушку.

– Переживешь, – ответила я. – Второй раз умереть не получится.

– Я-то переживу, а вот насчет тебя у меня большие сомнения.

– Повторяешься.

Долгов всмотрелся в мое лицо. Наклонился вперед и прикоснулся пальцем к ссадине, о которой я уже и не вспоминала.

– Больно было?

Я дернула головой:

– Не трогай.

– Маша очень переживала. Даже плакала. У нее руки тряслись, когда она вернулась.

– Потому что Маша вынуждена была это сделать, – ответила я. – Ты сам-то остался доволен результатом ее работы? Понравилось?

– Не сказал бы, что получил то, что хотел, но да – я был удовлетворен тем, что увидел. Смотрю на тебя… вот такую, лежащую на постели, беспомощную, но все равно пытающуюся напоследок уколоть меня… Тань, ты действительно думала, что тебе по силам справиться со мной?

И он тихо засмеялся. Потом закашлялся. Я пошевелила кистями. Бесполезно. Слишком крепкие узы. Слишком.

Отсмеявшись, Долгов прочистил горло и провел руками по лицу.

– А теперь, как в финале любого детектива, я раскрою тебе несколько секретов, – сказал он.

– Пошел ты.

– Конечно, я пойду. Пойду туда, куда хочу. Но сначала будет работа над ошибками. Это расследование ты изначально вела неправильно. Правда, теперь это тебе никак не поможет. Но об ошибках я все же расскажу.

Захотелось плюнуть ему в лицо, засадить с ноги в печень, завернуть руку за спину и резко дернуть вверх, а еще приложить его башкой о батарею центрального отопления и сделать все это одновременно.

– Жанна Быстрицкая и Андрей Неведомов были в курсе того, что вместо меня работает Саша, – начал Долгов. – Ольга и Артем, до которых я непременно доберусь, дайте время, прекрасно понимали, что никто не должен знать о подмене. Разумеется, я поговорил с ними очень серьезно, и они подписали бумаги о неразглашении. Но я не был уверен на сто процентов, что они сдержат слово. Мало ли что между людьми происходит, правда? И тогда клятвы становятся оружием мести. И мне пришлось как-то решать этот вопрос.

– Решил?

– Конечно.

– Ты убил Жанну и Андрея?

– Нет, – покачал головой Долгов, – это ты их убила. И Зайцева, и Полунчака тоже ты убила. И Сашу. Правда, сделала ты это не собственными руками, но без твоего вмешательства все были бы живы.

– Расскажи, – потребовала я. – Расскажи, как я это сделала.

– С удовольствием. Чтобы спастись самому, мне нужно было расчистить пространство. Это я уяснил давно, когда решил разорвать связи с родителями. Они меня любили, но не понимали. Не думаю, что поняли бы и сейчас. Они пытались заставить меня, малолетнего, с кем-то дружить, и это было мучением для них и для меня. Лет с тринадцати я осознавал, что жить вместе у нас не получится. Как и Саша, я ушел из дома сразу после окончания школы. У меня уже были деньги, которые я заработал вот этими руками. Изучая человеческую психику, я понял, что без физиологии не обойтись. Болит душа – страдает тело. Не помню, кто так сказал. Пусть буду я.