Бет заметалась на краю пристани.

«Обойди кругом, – настаивал нервный голос в голове, – обойди кругом».

Его заглушил другой голос: «Иди в задницу!» – подумала девушка и прыгнула.

Когда Бет повисла на гике, желудок дернулся, но она удержалась. Девушка позволила своим новым инстинктам пронести ее через лес мачт на противоположную сторону пристани, где ждал Фил, указывая на Кэнэри-Уорф. Ее глаза, проследив за его пальцем, расширились.

– Хочешь полазить? Как насчет одного из них?

Три гигантских небоскреба возвышались над головой, светя огнями в надвигающемся вечернем мраке. До них было всего несколько сотен ярдов.

Бет судорожно сглотнула. Средний небоскреб, Канада-Тауэр, был самым высоким в городе. Гигант из стекла и стали нависал над столицей, венчавшая его серебряная пирамида прокалывала подбрюшье облаков.

Фил подмигнул:

– Я тебя обгоню.

Мимо проносились смазанные кирпичи. Кровь Бет, ее новая кровь, стучала в венах. Интересно, она все еще красная, – размышляла девушка, – или стала дегтярно-черной? Несколько человек, катающихся на коньках на площади Канады, едва ли увидели пару серо-черных пятен, пронесшихся мимо.

Фил стремительно влез на стальной столб рядом с одной из крутящихся дверей небоскреба, подтянулся ко второму этажу… и стремительно пополз вверх по стене здания, выбирая темные промежутки между ярко освещенными окнами.

Бет притормозила, покачав головой. Ноги стали тяжелыми, словно ртуть заменили свинцом.

«Он ползет прямо по стали».

Она не сможет…

Не сможет сделать этого.

Девушка принялась расхаживать взад и вперед, критически щурясь на отвесный металлический уступ, смущенная, что не может следовать за Филом.

Ее взгляд упал на металлический усик: по всей стене башни вился кабель, придерживающий люльку для мытья окон. Бет схватила его – в самый раз для новой загрубевшей кожи рук. Оторвав ноги от земли, девушка повисла, наслаждаясь чувством легкости, с какой удерживала собственный вес.

С широкой улыбкой Бет напрягла плечи и начала проворно подниматься, держась за кабель пальцами рук и ног. Ее отражение скользило по металлу, ветер натянул капюшон на лицо, вздувая одежду, словно воздушный шар. Она глянула вниз всего лишь раз и рассмеялась над игрушечным городом.

Девушка увидела жилистый силуэт на вершине башни – Фил ее ждал.

– А ты не торопишься, – заметил парень, когда Бет втащила себя на край крыши и откинулась на скат, с трудом переводя жгущее грудь дыхание.

– Не все могут лазить, как долбаные белки, знаешь ли.

– Да что ты? Думаешь, я типа белка? – с гордостью в голосе поинтересовался он.

– Я бы так не радовалась. Белки – те же крысы, только уложенные феном.

– А что не так с крысами?

Бет не потрудилась ответить. Она откатилась от края. Серебряная пирамида резко возвышалась над ними. Подсветка вспыхивала и потухала, предупреждая низко летящие самолеты. Пар змеился из вентиляционного отверстия кондиционера, рассеивая свет «маяка», а прямо под ним…

Девушка почувствовала, как отвисла челюсть.

– Э-м-м, Фил, – прохрипела она.

– Что?

– Это трон?

Углубление с восточной стороны башни напоминало кресло с покатыми подлокотниками. Оно было огромным – ничто не могло бы его заполнить. Но даже когда слова слетели с ее губ, Бет знала, чей это был трон, потому что на высокой спинке стула была вырезана корона, складывающаяся из зданий.

Фил поглядел наверх, весело фыркнув:

– Не-а, – невозмутимым тоном возразил он, – это алмаз из задницы махараджи Мадраса.

Парень приостановился, а потом сказал:

– Круто, что разглядела, Бет: это действительно трон. Поздравляю. Твоя способность замечать, блин, очевидное делает честь человеческой расе. – Окинув панораму взглядом, он оценивающе присвистнул. – Однако это что-то с чем-то, не находишь? Все не могу свыкнуться с этим, когда сюда прихожу. Надо отдать должное старине Щебнелицему, строить он умеет.

– Щебнелицему? – удивленно посмотрела на парня Бет. – Хочешь сказать, Выси?

Фил уставился на нее:

– Окей, – медленно проговорил он, – возможно, ты схватываешь очевидное не так хорошо, как мне казалось. Все небоскребы – дети Выси, Бет. Думаешь, можно построить такую штуку без кранов? Кэнэри-Уорф был его грандиознейшим, крутейшим достижением. Зеркалом для его потрескавшегося лица, которое может видеть весь город…

…а Мать Улиц взяла и села на него.

Он фыркнул:

– Сообщение было недвусмысленным, ты уж мне поверь. Никакой больше мелкой ереси. Даже монах Арчибальд и его Каменные Апостолы ужасно попритихли. Доброе десятилетие никто не смел и слова молвить против Старушки.

Всполох маяка подсветил злую усмешку парня:

– Хочешь попробовать?

Бет медленно встала, уставившись на огромное пустое кресло на крыше Города.

– А нам – это… – позволительно?

Сиденье трона уместило их обоих.

Они уселись бок о бок: Бет – скрестив ноги, Фил – откинувшись на локтях. Тьма разделила город на множество беспрестанно меняющихся квадратов света – пазл, ждущий, чтобы его собрали. Это была красота хаоса, но от того не менее чистая. Бет окинула все взглядом, усталые мышцы расслабились. Девушка была возбуждена, грустна, задумчива, взволнованна и…

У нее не было слов для этого чувства, но она знала, что никогда его не забудет.

– Бет, что случилось? – голос Фила звучал встревожено.

– А что случилось?

– Ты плачешь.

Бет коснулась щеки и немало удивилась, обнаружив ее мокрой. Слезы пахли мелом. Девушка вытерла их и с сожалением улыбнулась:

– Я думала о Каре.

– О каре?

– Моя лучшая подруга. – Бет посмотрела на его узкое, цвета бетона, лицо с некоторым удивлением. Она что, никогда не рассказывала ему о Каре? – Раньше нас называли не разлей вода, – поделилась девушка, – как будто это было в порядке вещей. Как будто это не было долбаным чудом – дружить с кем-то, кто может определить, что у тебя разбито сердце по тому, как ты застегиваешь куртку. – Она тяжело выдохнула в холодный ночной воздух. – Я никогда не могла объяснить словами, что у меня на душе, даже если бы мне дали сотню лет. Но с Карой мне и не надо было. Она просто знала.

– Как же вы умудрились так сдружиться? – поинтересовался парень.

– Не знаю… думаю, если бы могла объяснить, это бы не было чудом.

Фил улыбнулся, возможно, немного печально.

– Звучит, как будто ты была в нее влюблена.