прямо из больницы и посадили на скамью подсудимых — в нашем случае на стул обвиняемого, который приготовила Эйрун.

— Дайте парню прийти в себя, — сердито сказал папа.

Странное дело, но бабушка его поддержала.

— Нам ничто не помешает обсудить дело без мальчика, — отрезала она.

Папа и бабушка сидели бок о бок, и мне показалось, что их отношения как-то изменились.

— Так вот… — начала свою речь Эйрун. И, приободрившись, продолжила: — Подсудимый Вал обвиняется в краже ложек и теннисных мячей. В том, что испачкал коридор, напал на курицу, из-за чего бедняжке пришлось покинуть гараж и поселиться у нашего Финна-Продавщицы. И, в конце концов, он зашёл слишком далеко. Взрыв! Взрыв и похищение человека. — Эйрун буквально купалась во внимании, как будто была звездой телеэфира. — У нас есть все основания передать это дело властям c Большой земли. А до тех пор, пока это невозможно, обвиняемый будет сидеть в тюрьме. Безопасность Высотки превыше всего!

— Парень не отправится в тюрьму, — решительно заявил папа. — Он всего лишь ребёнок. Ребёнок, которому было очень трудно, который попал в сложные обстоятельства и не справился с ними. Я готов указать на множество законов и правил Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Бабушка покашляла.

— Атли прав, — сказала она, похлопывая по плечу Эйрун. — А теперь, когда Вал, насколько мне известно, указал, где спрятаны все пропавшие вещи, наказание можно смягчить.

— Ух ты! Так, значит, Рудольф нашёлся? — Я посмотрела на Ворона, который улыбался от уха до уха и хлопал в ладоши.

— И ты это говоришь после того, как он похитил твою внучку? — взвыла Эйрун. Затем она повернулась к папе. — Атли, давай начистоту. Дрёпн ведь твоя единственная дочь. Разве ты считаешь, что, когда какой-то парень оглушает твою дочь и похищает её в бессознательном состоянии, это в порядке вещей?

— Он меня не оглушал, — вмешалась я, хоть мне и не хотелось защищать Вала. — В момент взрыва я упала и, наверное, ударилась головой о камень. Он не думал, что так получится.

Магнеа вытерла глаза белоснежным носовым платком. Всё её лицо покрыли пятна, волосы растрепались.

— Мой милый Вал, — всхлипнула она. — Много не скажу. — И она замолчала. Наверное, впервые в жизни Магнеа действительно не стала говорить много. — Я и не знала, что ему так плохо.

— Ребёнок должен понести наказание, — рявкнула Эйрун.

— Ты не посадишь парня в тюрьму, — повторил папа. — Об этом не может быть и речи.

— Я поняла тебя, Атли, — резко оборвала его Эйрун. — И что ты предлагаешь делать?

— Да, действительно, — заговорила бабушка, — что ты предлагаешь, Атли? Это ведь твоя область. Я имею в виду эту… Психологию. Не науку о паразитах, конечно.

— О, а Сайвар Блошник как-то рассказывал мне о червяках, которые живут в мозгу у человека и вызывают изменение его личности, — вставила слово я. — Быть может, это как раз именно тот случай?

Тут все угрюмо уставились на меня, помолчали, а затем продолжили разговор. Никто не поддержал мою версию.

— Я поговорю с ним, — сказал папа и улыбнулся. — Я понимаю, что он чувствует. Ему нужно научиться давать выход своим эмоциям. А также ему нужно найти инструмент, чтобы проработать свои проблемы.

— Инструмент? — встрепенулась бабушка. — Не лопатой же он будет работать?

— Нет, мама, — вздохнул папа. — Я имею в виду не лопату.

— Хорошо. — Эйрун решительно подняла палец. — Отпускаю парня под твою ответственность, Атли. Но малейший проступок с его стороны, малейшая шалость, пусть даже нервный срыв у ещё одной курицы, — и он вернётся под стражу.

Тут встрепенулась уже я. Вал не имел никакого отношения к нервному срыву той курицы! Дурно ли я поступлю, если утаю правду? Или лишний пункт в длинном списке проступков Вала уже ни на что не повлияет?

Я ведь не хотела ранить маленькую куриную душу! Но, с другой стороны, у птицы и до встречи со мной были не все дома. А ведь в итоге всё вышло как нельзя лучше. Наш Финн-Продавщица обзавёлся домашней любимицей и теперь не выглядит таким несчастным. Да и курица больше не клюёт других животных в хлеву. Все остались в выигрыше.

Я подняла руку.

— Я об этой… О курице… Мне нужно поговорить с Зуб… То есть с Ветеринарным врачом. Он её осматривал. Но она не жертва нападения. Просто у неё такой характер.

— А зачем тебе говорить с Зубным врачом? — спросил папа. — У тебя болит зуб, милая?

— Да нет, — бабушка не дала мне ответить. — Помолчи, Дрёпн! — Это всё не имеет отношения к делу. Забудем, что у тебя там было с этой курицей. Мы все знаем, что ты очень любишь животных. И теперь курица по имени Дрёпн очень счастливо живёт в магазине.

— Что? Как, ты сказала, зовут курицу?

— А ты не знала? — ухмыльнулась Эйрун. — наш Финн-Продавщица понял, что лучше имя и не придумаешь для такой любопытной, вредной курицы, которая не соблюдает никакие правила.

Я открыла рот.

— Помолчи, Эйрун! — рявкнула бабушка. — Не говори глупостей. Курицу назвали в твою честь, Дрёпн, так что ты должна этим гордиться. Всё получилось как нельзя лучше. Не все люди живут на острове, не всем курицам нравится жить в гараже.

Все закивали, как будто бабушка произнесла что-то очень мудрое.

— А некоторым людям лучше живётся в городе, чем на острове, — добавила я.

Все посмотрели на меня.

— Магнеа, — сказала я, — будет замечательно, если мой папа поговорит с Валом. Но как вы думаете, он мог бы поехать учиться на Большую землю?

Магнеа вздрогнула от неожиданности.

— Вот мне бы не хотелось оказаться запертой в доме, полном людей, которые сердятся на меня за испорченное Рождество и взрыв на станции водоснабжения, — продолжила я. — Ну и как вы говорили, остров хорош не для всех.

— Магнеа, иди с Атли, поговорите с Валом вдвоём, — сказала бабушка. — Если, конечно, ты этого хочешь.

Магнеа ещё немного попричитала, потом встала, и они с моим папой отправились в больницу к Валу.

* * *

После того как они побеседовали с Валом, тот получил наконец разрешение переехать на Большую землю, о чём он так сильно мечтал.

— Но мы не хотим, чтобы парень уехал отсюда как изгнанник, — подчеркнул папа. — Он должен знать: ему тут всегда рады. Мы не хотим, чтобы он просто исчез, потому что не может больше смотреть в глаза жителям Высотки. Это ведь не жизнь.

— Конечно, — сказала мама. Она ласково взяла папу за руку и погладила его по плечу. — Это ведь не жизнь.

Бабушка издала смешок, похожий на ржание, и покачала головой.

Вечером мы все ужинали в столовой. Магнеа толкала перед собой тележку с подносами. Было непривычно