– Это имеет значение? – поинтересовался Майлз.

– Нет, но я могу записать вас к одному из наших консультантов, – добавила она.

– Нет, спасибо. Не сейчас.

Он получил бумагу и бросил на нее взгляд. Там был номер банковской ячейки.

Майлз направился к решетке в дальнем конце помещения, встал там и стал ждать. К нему подошел мужчина в костюме без галстука.

– Добрый день, добрый день, – его голос был чересчур высоким.

Банковский служащий провел карточкой по считывающему устройству. Решетка щелкнула, и он открыл ее.

– Пожалуйста, – указал он рукой Майлзу, который спустился несколько ступеней вниз в узкий коридор. Работник банка подошел со спины, протиснулся мимо, извинившись несколько раз; двигался он обреченно и услужливо.

Хранилище было открыто – немыслимо толстая дверь.

– Ноль восемь восемнадцать, – зачитал Майлз с листа.

Служащий нашел нужную ячейку, вставил свой ключ в один из двух замков и повернул. Потом вяло улыбнулся, неосознанно извиняясь за сам факт своего существования, и вышел прочь семенящими шагами.

Майлз засуетился, вставил ключ в замок, повернул и вытащил длинный, глубокий и широкий пластиковый ящик. Поставил его на пустой стол, открыл крышку и заглянул внутрь. Черная спортивная сумка, больше ничего. Ингмарссон достал ее. Внутри лежало что-то довольно тяжелое. Он не должен открывать сумку. Он должен как можно скорее смыться отсюда, пока никто ничего не заподозрил.

Майлз задвинул ящик, закрыл ячейку и поднялся по лестнице, нажал на кнопку, открывшую решетку, прошел по тихому банку, открыл входную дверь и вышел на зимнее, недружелюбное солнце.

Антония сидела в машине на другой стороне улицы. Она завела двигатель, выехала с парковочного места и остановилась на проезжей части. Майлз торопился перейти дорогу и уже стоял на середине. Она открыла дверь, взяла сумку и, поставив рядом на сиденье, бросила на нее беглый взгляд. Ее снедало любопытство.

– Что в ней?

– Не знаю, – ответил Ингмарссон.

За ними, просигналив, резко пошла на обгон машина.

Антония прижалась к спинке сиденья, вытянула ноги и достала сложенный листочек из кармана джинсов.

– Роджер Линдгрен приписан к одному почтовому ящику. Постоянного адреса нет. Но он периодически живет у женщины в районе Васастан.

Антония протянула ему согнутый листик, и Майлз прочитал: «Ул. Хагагатан».

– Ты это заслужил, – сказала она и включила передачу.

– Как ты достала его?

– В химчистке, – с улыбкой ответила Антония. – Увидимся, Майлз Ингмарссон!

Она начала движение, захлопнула дверь и исчезла в потоке машин. Майлз остался стоять в центре улицы между полосами; рядом с ним в обоих направлениях проносились автомобили, а он все смотрел на бумажку и адрес. Ингмарссон собирался дать волю внутренним порывам. Своему темному естеству, которое хотело добра.

А он знал: стоит только выпустить тьму, таящуюся внутри тебя, чтобы навести порядок, как все неизбежно полетит в тартарары.

Обратно они пошли тем же путем, каким пришли, – через поля, к машине, припаркованной у отдаленной дорожки из гравия. Мальчик отказывался говорить, не желая отвечать на немногочисленные вопросы, которые задавала София.

Они сели в машину.

– Меня зовут София, – представились женщина. – Альберт, о котором я спрашивала, – мой сын.

По глазам мальчика она заметила, что он среагировал на ее слова, но продолжал молчать.

В гостиничном гараже они сели в лифт. Михаил вышел на первом этаже и скрылся в лобби-баре, а Йенс и София с мальчиком поехали дальше, к номеру Йенса.

В номере София села на кровать и показала, чтобы мальчик сел напротив нее, на вторую кровать. Тот, колеблясь, посмотрел на Йенса, словно чтобы получить его «добро». Йенс кивнул, и он сел. София впервые внимательно рассмотрела его.

У него была светло-коричневая кожа, острые черты лица, переливающиеся двумя цветами глаза, рот… Подождите-ка…

Она наклонилась вперед, изо всех сил вглядываясь в его лицо. Мальчик засмущался, стал смотреть в сторону.

И профиль…

Она никогда раньше не видела его, но точно знала, кто он. В его лице отчетливо проглядывал Гектор – глаза, лоб, губы… И жесткость, непробиваемая снаружи, ум, глубокая смелость… Все это она увидела и почувствовала за короткое время. Но в нем было что-то другое: теплое, гуманное. Возможно, мальчик перенял это от матери.

– Лотар? – осторожно спросила София.

Он с удивлением посмотрел на нее. Йенс, стоявший в отдалении у окна, обернулся.

София продолжала смотреть.

– Тебя же зовут Лотар? – тихо сказала она.

Мальчик не отвечал.

– Как зовут твоих маму и папу?

Теперь он испуганно взглянул на нее, потом на Йенса.

Она наклонилась ближе.

– Скажи, Лотар, не бойся. Мы не причиним тебе зла.

Мальчик смотрел то на Софию, то на Йенса.

– Мама умерла, – проговорил он, наконец.

– А твой папа?

– У меня нет папы, не было никогда.

Лотар говорил глухим голосом. Он был твердым, как кремень, этот мальчик.

– Сколько тебе лет?

Шестнадцать, сказал Гектор в тот день, когда они катались на лодке в шхерах. Как будто хотел отдать ей что-то, оказать особенное доверие, поделиться самой большой тайной. «У меня есть сын, – говорил он, – Лотар Мануэль Тидеманн. Живет в Берлине с матерью…»

– Семнадцать, – прошептал мальчик.

София заметила, что так и сидит, подавшись к нему и не спуская с него глаз.

– Альберт?

Он колебался, как будто и так уже сказал слишком много.

– Альберт? – переспросила она. – Ты его видел?

– Кто вы?

– Я уже говорила. Я мама Альберта.

Лотар пытался просчитать ее намерения.

– Как звали отца Альберта? – спросил он.

– Давид, – ответила София.

– Что с ним случилось?

– Он заболел и умер.

– Чем заболел?

– Раком. Ответь же мне, Лотар.

Он сомневался.

– Да, я видел Альберта.

– Где и когда?

– Несколько дней назад.

– Где?

– Там, где вы нашли меня.

София ждала, что он расскажет больше. Лотар смотрел на нее из-под челки.