себе, в погоне за облегчением, в погоне за одобрением. Я никогда не чувствовала себя так.

Я не была уверена, что когда-нибудь снова захочу испытать подобное. Это горячо. Это приятно. Это безрассудно.

Было слишком много адреналина. Мое сердце не выдержало.

В моей груди рождается доблестный крик. Я кувыркаюсь, нет, меня бросает в самое гущу липкой, мутной лужи нужды. Спираль внутри моего живота сжимается сильнее, и все из-за парня, полного злых игр.

Я не думала, что он сможет приблизиться, но он приближается. Его губы впились в мои, но не в поцелуе.

— Ты не можешь использовать меня. Не для того, чтобы твоя тугая розовая пизда кончила. Не для глупых игр с другом. Ни за что. Я получу то, что принадлежит мне, Брайар. Даже если мне придется убить тебя за это. — Он изрыгает, мой рот двигается с каждым его словом.

Чего ждать?

Вода вокруг меня превратилась в волны удовольствия, готовые засосать меня потоком экстаза, пока снова не остынет.

Он позволяет мне упасть в бассейн, резкое изменение заставляет меня провалиться в прохладную жидкость, прийти в себя, прежде чем снова вскочить, кашляя. Для моего здравомыслия.

Собираюсь с мыслями, оглядываюсь, свет в бассейне снова горит, а Алистера Колдуэлла не видно.

Моя грудь вздымается, мой разум кружится,

Был ли он действительно здесь? Я заснула в бассейне? У меня был другой сон?

Боль между бедрами дает мне ответ. Пульсация в затылке от его хватки говорит мне, что все это было вполне реально.

Я была напугана.

Я была зла.

Я была пуста.

Как он так зол из-за кольца? Это украшение, черт возьми. Я презираю ощущение, что в его истории есть нечто большее, чем то, что я вижу. Я не хочу знать его историю. Мне все равно.

Он садист, у которого больше истерик, чем у двухлетнего ребенка. Нет оправдания тому, как он действует.

Нету.

Начинает играть другая песня, как будто последних тридцати минут и не было. Жизнь начинается снова, и меня вытаскивают из искривления времени, в которое он меня бросает.

Разочарование наполняет меня так сильно, что я опускаюсь на дно бассейна. Я падаю, как камень, плыву, пока не сижу на дне.

Затем я раскриваю глаза, позволяя хлору выжечь его из памяти, открываю рот и кричу.

— Сильнее.

— Сильнее!

— Да ладно, чувак, я сказал сильнее! Это все, что у тебя есть? Неудивительно, что ты запасной. Его слюна падает мне на голую грудь, краснота на его лице цвета пожарного гидранта. От крика, от драки.

Мои свернутые руки пинают в его обнаженный живот, мои глаза не могут не заметить глубокие рваные шрамы, лежащие там и на его груди. Я утыкаюсь головой ему в плечо, левой обхватываю его шею, чтобы удерживать его неподвижно, и наношу удар за ударом ему в живот.

Запасной.

Я ненавижу это богом забытое имя.

Я предпочел бы, чтобы Тэтчер называла меня Али каждый день до конца моей жизни, чем услышать, как кто-то снова произносит это слово.

Это все, кем они меня видят, это все, кем меня когда-либо видели.

Болезненные удары исходят от моего кулака, чтобы сломать кость. Я не знаю многих людей, которые могли бы справиться с такими ударами. Думаю, после многих лет жестокого обращения он к этому привык. Это было искаженное чувство связи между друзьями.

Старые раны, которые я люблю хоронить со взрывной яростью, раскапывать в этом подвале. Они широко распахнулись, оставив меня истекать кровью из всех причин, по которым я хотел бы никогда не рождаться.

Намеренно или случайно мои родители назвали меня в честь главного палача и мучителя из Ада. Еще до того, как я смог мыслить когнитивно, мне дали имя, которое предопределило, кем я стал.

Тот, кто причинял боль душам. Имя, данное злым духам и злым людям.

Это не могло быть более совершенным.

Рук разжигает мой гнев своими словами, как я и предполагал. Так же, как он мне нужен.

— Ты слаб, Алистер. — Он стонет, хотя я наношу ему достаточно повреждений, чтобы сломать его, он все еще хочет большего.

Моя голова гудит, вся кровь приливает к ней: — Заткнись, Рук.

Здесь мы превращали годы боли в минуты свободы, мы выбивали муку из костей друг друга.

Обвивая рукой его шею, я притягиваю его лицо к своей груди, соединяя руки у основания его головы. Погружая мою коленную чашечку в мягкое место прямо под его грудной клеткой. Восприимчивое движение, от которого у меня щиплет ноги от усталости. На его коже начинают появляться рубцы.

Наши тела слипаются от пота, капающего с наших тел. Использование друг друга как отдушины, которой у нас не было в детстве.

Пот, дым и стойкий запах резины от коврика затыкают мне нос. Недостаточно, чтобы забыть тот экзотический цветочный аромат, который прилипал к моей коже, как пиявки. Он проник в хлор, даже после душа я все еще чувствовал его запах. Я все еще чувствовал ее запах.

Энергия, которую я почувствовал после того, как оставил ее там, пропиталась до глубины души, зная, как сильно она пульсировала в преддверии оргазма. Я чувствовал жар, соки, которые лились из ее влагалища, даже в воде. Зная, что я скрутил ее маленький разум в узлы.

Я показал ей, что она ничем не лучше нас. Грязная, грубая девушка, которая наслаждалась тем, что кралось в ночи. Смотреть, как она тяжело дышит и скулит в объятиях парня, которого ненавидит.

В погоне за оргазмом на бедре мужчины, который должен был стать ее кончиной. Это было опьяняюще. Я никогда раньше не чувствовал такой силы.

Моя голова не в том месте для этого. С каждой секундой он все больше ускользает от этой борьбы.

В своем рассеянном состоянии я даю Руку возможность положить руки мне на грудь, отталкивая меня назад и прочь от его тела. Он наносит небрежный левый хук мне в челюсть, с достаточной силой, чтобы задеть мою нижнюю губу. Я чувствую, как кровь начинает стекать по моему подбородку.

Мы замираем на секунду, оба в шоке. Глаза Рук открылись чуть шире, и я подношу палец к губе,