— У меня нет времени решать чужие проблемы, — процедил Алекс. — Кстати, если мне не изменяет память, я никого за собой силой не тянул. Так что все желающие сделать доброе дело могут быть свободны.

Интересно, Габриэль тоже сам за ним увязался? Впрочем, о чем это я, сейчас есть вопросы поважнее.

— Даже если я тебя попрошу? — едва слышно спросила я и вперила в него пронзительный взгляд. И сама испугалась.

Властелин повернулся ко мне, наши глаза встретились. Я еле удержалась от того, чтобы не забиться трусливо под стол. Взгляд мужчины из серебристого стал стальным, а потом и вовсе почти черным. Мне потребовалась вся так некстати проснувшаяся храбрость, чтобы не отвернуться. Все, Ксюша, кажется, ты все-таки доигралась! Сейчас тебе популярно объяснят, где твое место.

Не объяснили. Он вообще не сказал мне ни слова. Вместо этого перевел взгляд на девчушку и резко спросил:

— Где?

Мишка испуганно поежилась и ткнула пальцем в соломенный коврик, лежащий у очага. Под ним оказался лаз в погреб. Только сейчас до меня наконец дошло, что это были за тени.

— Что с ними произошло? — тихо спросила я Мишку, пытаясь хоть как-то отвлечься от неприглядного зрелища, которое являли собой доставаемые из погреба останки.

Мелкая разом сникла, но, видимо, дабы больше к этому не возвращаться, ответила:

— К нам в конце весны тетя приезжала. Краси-ивая… — Девочка шмыгнула носом, ее глаза подозрительно заблестели. — Она обедала с нами. И просила вернуть ей какую-то печать. А потом они все вместе спустились в погреб. — Мишка, больше не таясь, вытирала и без того не особенно чистым рукавом нос. — Вечером тетя уехала, а ночью прилетели тени. А у меня слишком короткие ноги — до ступеньки не достают.

Люба тоже украдкой смахивала слезы, но сюсюкать с девочкой больше не пыталась. Чтобы не поддаться общему психозу, я до крови закусила губу. Так, надо срочно прекращать это массовое слезопролитие! А то вон даже Дармир уже глазами хлопает.

— Собирай свои пожитки. Вряд ли ты сюда еще вернешься, постарайся ничего не забыть.

Ух ты, а у меня уже неплохо получается командовать! Девчушку как ветром сдуло. Испугалась, наверное, что без нее уедем. Правильно, я бы тоже на ее месте испугалась.

Мысли в голове выплясывали настоящий хоровод. То есть кружились, не давая четкой картины. Женщина… печать, печать… Где-то я это уже слышала. Вот только где и в связи с чем, не помню. Тьфу ты, непонятица какая!

— Может, ты и меня очень попросишь? — елейным голоском предложил эльф.

Я оторвалась от своих раздумий и непонимающе уставилась на него. Ах да, кажется, теней было три! Хотя, возможно, я и ошибаюсь.

— А нужно? — делано изумилась я. — Неужели благородный, — старательно выделила голосом это слово, — эльф сможет остаться в стороне от благого деяния?

Фабиэль надменно задрал нос и с видом оскорбленного достоинства прошествовал к погребу — освобождать третью тень. Я удовлетворенно хмыкнула. Эльфячье самолюбие — вещь полезная. В данном случае — для меня.

За месяц зимы земля промерзла настолько, что пришлось битый час расхаживать между деревьями, выделывая несложные пассы руками, прежде чем стало возможно хоть немного сковырнуть ее. Мужчины сложили свою скорбную ношу на сухую (моими стараниями!) прошлогоднюю траву и принялись копать, а я, устало привалившись к березовому стволу, наблюдала за ними. Властелин, ангел и эльф. Чудная компания подобралась. Причем мотивов последнего я в упор не понимала. Чихать он хотел на теней с высокой башни, как, впрочем, и на всех остальных. Тогда что? Уязвленное самолюбие? Или стремление показаться благородным перед прекрасной (тут я скромно опустила глазки) девицей? Нет, это уже мое самомнение.

В довершение всего мне пришлось под чутким руководством Алекса прочитать несколько охранных заклинаний. Вот уж никогда не думала, что колдовство может быть настолько трудоемким и рутинным. Но зато теперь мы уверены, что ни лесные хищники, ни нечисть не потревожат покой Мишкиной семьи. Тени здесь больше не появятся.

У дома нас уже поджидали оседланные лошади. Мишка на этот раз навязалась в попутчицы к Габриэлю. И тот, как ни странно, возражать не стал. Он вообще был непривычно тихий после нашего возвращения из леса. Из чего я сделала вывод, что ничто человеческое ангелам не чуждо.

Сегодня процессию возглавлял низверженный. Наверное, ему сильнее всех не терпелось убраться отсюда подальше. Я оказалась последней. Чуть придержала лошадь, оглянулась, а потом и вовсе остановилась. До дрожи захотелось сделать что-то еще.

Алекс тоже придержал коня, в его взгляде проскользнуло понимание. А может, мне просто показалось. И в следующее мгновение я почувствовала, как шевелятся мои губы, шепотом произносящие заклинание поминального огня. Еще в Ардраде в энциклопедии вычитала, но даже не подозревала, что оно осело в памяти.

Я выдохнула последнее слово и, прежде чем вокруг завертелась темнота, успела заметить, как домишко полыхнул холодным белым пламенем. Теперь это мертвое место, высшие силы с просьбой согласились. Чтобы удержать равновесие, мне пришлось вцепиться в гриву Бэгги и согнуться в седле. Алекс, в считаные секунды оказавшийся рядом, перехватил поводья на то время, пока я разбиралась, где небо, а где земля.

Окончательно договорившись с сознанием, я обнаружила с другой стороны от себя Фабиэля, пытающегося подхватить меня под локоток. И этим самым локотком ему и двинула от неожиданности, чем заслужила одобрительное хмыканье властелина.

— Извини, — виновато улыбнулась я, сочувствующе глядя на потирающего ушибленный бок эльфа. — Рефлекс.

В следующий раз не будешь лезть под руки!

— Угу, — сдавленно буркнул тот.

Алекс вернул мне поводья, и мы пришпорили лошадей. Меня все еще немного мутило, но чувство внутреннего торжества определенно было сильнее. Впервые я по-настоящему чувствовала себя хранительницей.

Ехидне ехидну издалека видно. Такой вывод я сделала после нескольких часов ревнивого созерцания Лапа, гордо восседающего впереди Габриэля. Вот изменник полосатый!

Мишка снова ехала со мной. И что она ко мне привязалась? Я с мелкой не сюсюкала, особой заботы не проявляла, всего лишь терпела ее присутствие на моей лошади, но девочку, кажется, это вполне устраивало. Тощенький узелок с вещами, которые Михелина пожелала взять с собой в новую жизнь, перекочевал в безразмерную сумку. Девчонка не ревела, не капризничала и даже не жаловалась на холод — в общем, не доставляла почти никаких неудобств. Кроме одного: мы до сих пор понятия не имели, куда ее девать. Родных у девочки не осталось, знакомых, которые могли бы ее приютить, не водилось, а сбагрить ее чужим людям, пусть и приплатив, у нас окаянства не хватило. В приличный дом ее даже за плату не возьмут — для служанки еще слишком мала, а приживалка кому нужна? — а селянам хоть бы своих детей прокормить. Пришлось тащить ее с собой неведомо куда.