самом деле редко появляются, просто никто не признается, что у него что-то не по правилам работает, – кисло усмехнулся Вильгельм и вдавил педаль газа. – Странно, что меня не устранили. Наверное, у Альянса план по моему виду не выполнялся.

Нуд, немного помолчав (это для него было настоящим подвигом), вновь задал вопрос.

– А как же Вы тогда появляетесь?

– На заводе.

– Как так?! – изумился Нуд. – Как на заводе? Как молоко в пакетах или игрушки?

– Ну, типа того. – Губы Вильгельма скривились в неприятное подобие улыбки.

– А Вас тоже упаковывали?

– Да нет же, дурачок. Нас не выпускают в коробках, а так, как обычно. Альянс раз в сто-двести Космических лет выдает заводу заказ на представителей определенных видов. Не больше одного обычно. Ну, нас и собирают по частям. Впихивают органы, растят кости из урбания, обшивают. Все по инструкции. А потом, чуть подрастив, выпускают на волю, учиться и служить Альянсу.

– А Вашего вида много?

– Моего? Почти никого, многие на меня и работали. Мы не очень сильные физически, а мозги нужны не на каждой работе. Хотя знаешь, я их иногда не понимаю. Первые ведь научились создавать разум, чтобы работал почти без перебоев, а не хотят почаще им  пользоваться.

Вильгельм помнил, как прочитал в учебнике истории о том, как раньше, до создания Единого Космического государства, существа создавали семьи, любили, ссорились и мирились. Это-то и натолкнуло его на мысль создать нечто подобное на Земле. Вот только вышла пародия.

– Вы же можете вернуться в воспоминание?

– Не могу. Должно пройти много лет, прежде чем машину можно будет настроить на тот же год. Иначе я могу взорваться прямо с ней…

Нуд испуганно посмотрел на Господина, почесал нос крючковатым пальцем.

– Извините, Господин, а Эндрю, разве он не подходит под тот «Список идеальности»?

Вильгельм закрыл глаза на пару секунд. Когда открыл, перед ним все еще была прежняя улица.

– Он умер от СПИДа в восемьдесят седьмом. В те времена часто так умирали. А подобная болезнь – под знаком креста в списке, делает его «неподходящим». Человек должен быть здоров.

Вильгельм помнил, как уехал в Лондон, на переговоры с оставшимися Аспирантами. Полгода он катался по миру, а когда вернулся в Нью-Йорк, Эндрю уже умер. Его уже не было. Не было аромата корицы, не было добрых глаз и теплой улыбки. Не было встреч в парке и взглядов в клубе. Ничего уже не было. Смысл жизни будто исчез.

Он не попрощался с другом. Не успел. Посчитал, что Аспиранты не могут подождать год.Вильгельм перебирал отчеты Аспирантов, а друг умирал на больничной койке. Когда Вильгельм пил, на запястье так и болтался черный браслет, который ему подарил Эндрю на единственное настоящее Рождество, что они провели вместе. А у Эндрю болезнь потекла быстрее, чем обычно. Он не дождался.

Потом Вильгельм много лет провел в изоляции от всего мира, но не смог простить себя. Он вернулся к выпивке, сам начал продавать запрещенные вещества и травить людей.

Пусть Вильгельм знал, что не мог спасти друга – нельзя применять лекарства Академии на образцах. Почитатель винил себя. Когда Эндрю испустил последний вздох, Вильгельма не было рядом. В Нью-Йорк Почитатель так и не вернулся, хотя и знал, где находилась могила Эндрю. Вильгельм не хотел помнить его мертвым. Так в голове он еще казался живым, просто где-то далеко. А надгробие – это факт.

Они неслись по улицам, пролетая даже на красный и поворачивая там, где запрещено. Спидометр показывал около ста километров в час. Вильгельм ни разу не взглянул на Нуда, который сначала старался сдержать рвотные позывы, а потом привык, глядел на Эльгендорфа и хрустел пальцами. Короткая беседа с Почитателем, казалось, вдохновила его на размышления, и он пытался придумать, что бы спросить, пока Господин был готов отвечать. Но вопросы не придумывались, а когда карлик совсем отчаялся, кажется, вопрос придумался сам, и Нуд воскликнул:

– Господин, а как же так. Это ведь тогда невозможно!

– Что невозможно, Нуд?

– Если Вас на заводе делали, кто же вам дал фамилию? Она же дается семьей, – проговорил карлик так медленно, словно во время объяснения засомневался, что понимал людей правильно.

– Фам… А, ну конечно, – Вильгельм усмехнулся, – это не фамилия. У людей бывают фамилии, бывает, что их нет. А у нас не бывает фамилий. Эльгендорф – это мое имя.

– Ваше имя ведь Вильгельм.

– Это второе имя, – пояснил Почитатель и, кажется, начал понимать удивление карлика. Звучали его объяснения для человека уж очень странно.

– Ваше второе имя Эльгендорф? – удивился Нуд и недолго, так, чтобы не разозлить лишний раз Господина, посмеялся. Вильгельм стойко молчал.

– Имя присваивает нам кто-то из граждан, – решил пояснить Почитатель, когда Нуд успокоился, забросил ногу на ногу и готов был слушать дальше. – Список рожденных выставляется в одном из мест всеобщего сбора, выбранные граждане могут называть новорожденных. А второе имя дается одной машиной на заводе либо уже буквенно, либо набором цифр. Потом няньки расшифровывают второе имя. Если цифры отрицательные, то второго имени не дают, а если положительные, то сверяют с перечнем букв и составляют имя.

– Тогда Вас должны называть так долго? Это язык свернешь, пока проговоришь! – заключил Нуд и похлопал себя по коленкам. – Эль-ген-дорф. Долго как-то.

– Хорошие знакомые зовут меня Вильгельмом для краткости.

– Эль-ген-дорф, – снова повторил Нуд на каждый хлопок по коленкам. – Это что-то означает на вашем языке?

– Ничего это не означает, – хмыкнул Вильгельм. – Означает, что цифр мне дали много.

– Вам дали цифры? – переспросил Нуд и задумался. Даже перестал хлопать себя по коленкам, чтобы не спугнуть нужную мысль. – А я в энциклопедии читал, что люди математику придумали. А как же Вы тогда пользовались цифрами?

– Люди придумали математику? – повторил Вильгельм и почувствовал, как неприятно и непонятно прозвучали эти слова вместе. Он, казалось, все больше понимал удивление Нуда. – Люди ничего не придумали. Математикой пользуются уже десятки тысяч космических лет, а это очень много миллиардов лет земных. Неизвестно, кто ее придумал у нас, но люди не придумали до сих пор ничего, чего не было бы в Едином Космическом Государстве. – Почитатель поглядел на карлика и понял, что Нуд совсем не мог переварить услышанное. – Понимаешь, есть такая штука, как наследственная память. Это не совсем правильное название, но суть его такая: если изначально внести какие-то знания в голову человека, то когда-то он додумается до этих мыслей. Он будет считать, что придумал что-то сам, а на самом деле это я просто не решился убрать эти знания из людей. Люди со