– В Миннесоте так не позагораешь! Там у нас снег по нескольку месяцев.

«Ладно, я должен чего-то подождать», – думает Шеска и тянет пиво, не чувствуя вкуса, а майор болтает о рыбалке и суперкубке по американскому футболу.

– Кто бы вообразил, что Джо Намат сможет побить «Балтимор колтс», – говорит он.

Наконец женщина проходит мимо их столика. Хорошенькая, не больше двадцати трех лет, с длинными черными волосами. На ней обтягивающее темно-синее шелковое платье с разрезом и белые туфельки на высоких каблуках, отчего длинные ноги кажутся еще длиннее.

Она садится на мотороллер.

– Смотри, – говорит майор.

Внезапно раздаются визг тормозов, крик, и женщина, словно большая кукла, взлетает в воздух. Руки и ноги вертятся, словно сделаны из тряпок, а не из плоти.

– Похоже, с ней произошел несчастный случай, – замечает майор Рурк и тянется за бумажником.

Вокруг тела собирается толпа.

Майор платит по счету. На улице их подбирает армейский «форд».

– Кто вы? – спрашивает Шеска.

Сидя рядом с майором на заднем сиденье, он чувствует запах лосьона после бритья и видит поры на лице – наследие давних прыщей.

– Одно время он был профессором, – отвечает майор Рурк. – Одно время – бизнесменом. Ездил в Гонконг и возил контрабандой оружие из Пекина. Одно время был даже профессиональным флейтистом. Разъезжал по разным странам с концертами. Он занимал очень высокое положение в их разведывательной системе.

– Я слушаю.

– Ты великолепный боец. Говоришь по-вьетнамски. Можешь притворяться, даже под давлением. Понимаешь разницу между обдуманным и безрассудным риском. Психологический профиль у тебя подходящий. Ты вспыльчив, но чувствуешь границы приличий. Это очень важно, чтобы события не вышли из-под контроля. И наконец, у тебя на них зуб. Мы заметили, что в этой области такая мотивация, как месть, может помочь.

– В этой области?

– Несчастные случаи, – говорит майор, – бывают с кем угодно. Боссы этой женщины никогда не узнают, раскрыли мы ее или ее просто сбила машина. А нам надо защитить человека, который рассказал нам о ней. Защитить его, избавиться от нее. Сунь Цзы сказал: «Война – путь обмана. Поэтому если ты и можешь что-нибудь, показывай противнику, будто не можешь».

– Кто такой Сунь Цзы?

– Величайший китайский полководец. Надо учиться у врага. Ты любишь историю?

– Да.

– Я одолжу тебе несколько книг. Сунь Цзы. Макиавелли. Клаузевиц. Наполеон. Сунь Цзы сказал: «Лучшее из лучшего – покорить чужую армию не сражаясь». – Рурк впивается в лейтенанта глазами. – Решай. Сейчас.

Но Шеска говорит только:

– Значит, о том, что нас будут ждать, вы знали еще до того, как мы ушли на задание.

– Проверить это можно было одним способом: послать вас туда. Будь там тяжелые вертолеты, вьетконговцы бы не напали. Мы были готовы прийти, как только вы связались бы с нами. Ты видишь ошибку в логике?

– Я потерял двенадцать человек.

– И в конечном счете спас несколько сотен.

Шеска долго молчит. Потом спрашивает:

– А зачем журнал «Лайф»?

– Если бы ты хотел прославиться, я бы тебе помог. Но на этом бы все и закончилось. Нам не нужен парень, который любит журналистов.

– Вы ищете и других людей… имеющих зуб?

– Например?

– Сержант Манн. – Шеска называет имя человека, который много лет спустя умрет рядом с Мичумом. – И, майор, еще вопрос, если позволите. Вы всегда так одеваетесь?

– Я не врал насчет тропического грибка. Он действительно портит пальцы на ногах.

В Музее современного искусства Воорт кидается к человеку, который следовал за Джилл и уже добрался до нее: его седую голову и ее голое плечо разделяют всего полдюйма.

«Мне не видно, есть ли у него что-то в руке».

Приходится толкнуть кого-то еще в сторону седого. Время замедляется. Женщина, которую Воорт толкнул, падает, сбивая еще кого-то, – эффект домино. Мир разбивается вдребезги. Вечерние платья налетают на смокинги. Бьется стекло. Локоть въезжает в живот незнакомцу. Кусок картины «Эхо крика» исчезает за стеной тел.

Из толпы раздаются крики боли и страха, но рука седого еще не дотронулась до плеча Джилл.

Воорт прорывается вперед, хватает запястье, выворачивает его и вознагражден вскриком боли, но в толпе наконец начинают понимать, что происходит. Мужской голос приказывает:

– Прекратите!

А прочие, похоже, стараются удрать.

– Что происходит?!

– Он бьет того типа.

Воорт укладывает злоумышленника на пол лицом вниз, упирается коленом в спину.

И тут у него за спиной раздается перепуганный голос Джилл:

– Доктор Фейнголд? Это вы?

Черт.

Джилл хватает Воорта за плечо:

– Перестань! Доктор Фейнголд был моим руководителем в Колумбийском университете!

Воорт весь в поту. Доктор Фейнголд, ошеломленный, еще не успевший рассердиться, поднимается. Известный терапевт, шестидесятилетний кумир коллег, сейчас больше похож на восьмилетнего мальчишку, наказанного за проступок, которого не совершал. Морщась, потирает запястье. Он не понимает, что произошло. Он не привык к насилию, к тому, что все происходит так быстро. Вблизи доктор Фейнголд выглядит старше и потрепаннее, чем издали, когда загар, худоба, дорогой костюм и прекрасная осанка делали его моложе. Теперь Воорт видит бледно-розовую кожу под редеющими волосами. Да и мускулов не чувствовалось. Атрофировались от изнеженной жизни.

– Я издали тебя узнал, – говорит Фейнголд Джилл.

Воорт пытается объясниться, и доктор, все еще скорее обрадованный, что не пострадал, чем сердитый, удивляется:

– Полиция? Вы из полиции?

Джилл извиняется, успокаивает старика, ловко уводя его в сторону, к стене. Зеваки теряют интерес к происходящему. Вокруг снова начинаются спокойные разговоры.

Сердце Воорта колотится. «Из меня никогда не выйдет агента секретной службы», – думает он. При каждом выходе президента, даже при каждом взгляде на президента незнакомого человека, ты обязан наблюдать, напрягаться и следить за движениями рук. Обязан вычислить по неуловимому изменению выражения лица, представляет ли этот человек угрозу.

Пока Джилл объясняется с доктором Фейнголдом, Воорт слышит писк пейджера. Звонит Хейзел.

Он ныряет в коридорчик неподалеку, откуда хорошо видно и Джилл, и вход в мужскую уборную. Набирает номер Хейзел.

– Ты развлекаешься, а я работаю, – замечает Хейзел, услышав смех на заднем плане. Мероприятие вернулось к нормальному течению.