Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ввалились в AMOR FATI, сели у окна. Заказали столько, что Расправа показал встревоженным незнакомым официанткам деньги, а полковник Татев – удостоверение. (Перебор. Лица девушек стали неживыми, обречёнными, и да, если хотели успокоить, то какое-то успокоение мученичества проступило из-под румян и краски.)
Пока они ели, поглядывая на улицу… хорошие, широкие окна в AMOR FATI, хоть бы с таким окном и на Невский, а местные не очень любят, не хотят, чтобы те, кто пойдёт мимо, их, жующих, разглядывали, даже самые модные из местных к окну не садятся… пока они ели и поглядывали, по тротуару перед кафе прошла женщина в облегающем красном кожаном пальто.
Полковник Татев увидел Климову, Саша – девушку с фотографии, Расправа – красивую блядь, Марья Петровна – ту самую.
– Кто это? – спросил Саша, не удержавшись.
– Никто. Шмара наша городская.
– …
– Образ проститутки сильно романтизирован. На самом деле это тупая жадная корова, у которой нет мозгов для чистой работы, а идти мыть полы ей лень и в падлу.
Мужчины смеются.
– Ну типа того, – говорит Расправа. – Она у тебя никак парня отбила?
– Я не дружу с такими парнями, которые ходят к блядям.
– Правильно, – говорит полковник.
Саша смотрит в окно, стараясь так, чтобы поверх голов – никаких других людей и особенно женщин он сейчас видеть не хочет, – и думает, что в жизни девушка даже красивее, чем на фотографии, на фотографии не было этой чувственной скользящей походки и до ненависти смелого взгляда. «Чувственная скользящая»? это что же, идёт и жопой виляет, если сказать проще? Какими словами подумать о красоте, чтобы получилась красота, а не дешёвая дешёвка? (Немного детский, но достигающий цели способ гиперболизации: чудовищные чудовища, скотина скотская.) Ах, никакими.
– Ну, друг троцкистов, готов к новым подвигам?.. Саша?
– Да. А, нет. Я демобилизуюсь.
– Демобилизация без приказа называется дезертирством.
– …Ну так подпиши приказ. По армии.
– Почему это я? У нас Расправа альфа-самец. Пусть он подписывает.
– Пойду руки помою, – говорит Расправа.
– Ты их уже помыл. Трижды.
– Тебе завидно?
Они ещё немного посидели и разошлись. Расправа отправился к Сове сообщить о судьбе одолженной машины, Марья Петровна – домой, Саша, оставивший вещи и ценности у дяди Миши – в общежитие. Полковник Татев постоял на тротуаре, покрутил головой, но в итоге решил искать не Климову, а химчистку.
В комнатке у дяди Миши и Кошкина появился телевизор. Саша, который знал, что в современных обстоятельствах это последний нужный человеку предмет, растерялся и спросил, от каких спонсоров пришла такая странная помощь и нельзя ли её обменять хотя бы на велосипед.
– Сами купили.
– Зачем?
– На страну посмотреть интересно. И сопредельные государства.
– Но это же официоз, – сказал Саша. – Пропаганда фальшивых ценностей и дурного вкуса.
– Чем же эти ценности для тебя фальшивые?
Как умел, доцент Энгельгардт объяснил про зачистку политического пространства, МВД и коррупцию.
Он привык к тому, что объясняет всегда кто-то другой, а он, Саша, только согласно в нужных местах кивает, и теперь говорил и параллельно задумывался, что это он такое говорит, зачем лично ему сдалось политическое пространство и как может осуждать коррупцию лично он, который денег за оценки, конечно, не берёт, но при этом без зазрения совести ставит «удовлетворительно» и даже «хорошо» там, где нужно устраивать скандал с последующим отчислением, и делает это когда из равнодушия, когда из жалости, а главным образом – чтобы не таскаться на бесконечные, ничего не меняющие переэкзаменовки да не объясняться с деканатом, как это он так учит, что не может выучить. Небось не хирургия, пациента не зарежут.
Дядя Миша почесал в затылке, посмотрел на Кошкина.
– Ты не говорил, голубчик Энгельгардт, что коммунист.
– Я не коммунист. Я даже не сочувствую левым идеям. То есть сочувствую, но немножко. Не во всех аспектах.
– Верно, беда с этими аспектами.
– Лучше бы купили себе пальто.
– Может, шубу сразу? – насмешливо спросил Кошкин.
– Шуба вряд ли пригодится. У нас глобальное потепление.
– …
– А вас не смущает то, что по этому телевизору говорят о вас самих?
Поскольку воскрешённые были нацпроектом, телевизор не мог вовсе не освещать их жизнь и заботы. Но всё меньше было репортажей с мест, и всё меньше в этих репортажах – прямой речи.
– О! Это, скажем так, официальная часть. Её неплохо бы знать. И она никому не страшна, в отличие от неофициальной.
– Это как?
– С людьми можно сделать вообще всё, – сказал Кошкин. – И не обязательно спецметодами. Посмот рите хотя бы, что сделали с вами.
– А что с нами такое сделали?
Кошкин небрежно взял пульт дистанционного управления и нажал кнопку.
– Что вы видите?
На экране появились две морды и несколько харь, обладатели которых, сидя за большим столом в кабинете с портретом И. В. Сталина на стене – стол покрыт красным, шляпы небрежно брошены, галстуки отпущены, – жадно делили украденное у детских домов и заводов, и камера оператора неподкупно замирала на их жирных загривках. В следующем эпизоде гражданин с умным волевым лицом и в кепке, облокотясь на стол попроще, объяснял угрюмому протагонисту преимущества воровского закона перед советским.
– Это сериал о ментах и бандитах. В стиле ретро. Время действия, – Саша прикинул на глазок, – после войны, но до 1956 года. И что?
– Какими идеями проникнется привыкший к подобным картинам молодой человек?
«Никакими».
– Молодые люди телевизор не смотрят.
– Неужели?.. Между тем, это мощная идеологическая обработка: представить партийное начальство, от секретаря горкома провинциального городка и выше, шайкой бессовестных алчных воров; воров, уголовное отребье, представить последней опорой порядка в хаосе беззакония; советскую власть – то ли неспособной с этим справиться, то ли прямо поощряющей… и при всём том ни у кого не возникает вопроса, как под руководством невежественной мрази страна выиграла войну, восстановилась и покорила космос?
«Боже мой. Где сейчас ты и где – покорение космоса?»
– Может быть, авторы таким образом намекают на современную ситуацию? И обличают не советскую власть, а преемственность поколений?
– Неправда. Про вашу современность я посмотрел тоже.
Да; и как же изображают современность?
Родную милицию со всей очевидностью отдали киноискусству на откуп – и порою доходит до жертвоприношения, – зато нет ни одного сериала о чиновниках, о тихих буднях какой-нибудь московской префектуры, не говоря уже о Госдуме и президентской администрации. (И как подумаешь – собственный «Карточный домик» это единственное, чего стране не хватает.) Но почему МВД? именно МВД, а не ЖКХ, РИА новости или повседневная жизнь крупного рынка?