Когда несколько секунд спустя я сумел открыть глаза, то увидел прямо перед собой бородатое лицо стрелка. В правой его глазнице торчал мой нож. Удар оказался смертельным, клинок проник в мозг и вызвал мгновенную смерть.

Джек!

Парень сидел чуть поодаль, прислонившись спиной к алюминиевому каркасу, и немного виновато улыбался мне.

– Простите, Бреннер, что я так нашумел. Это я во всем виноват.

Я обернулся. Позади мертвой грудой лежал второй стрелок. Да юный стюард молодец – справился с обоими. Жаль, я не видел эту триумфальную схватку.

– Ничего, не бери в голову, главное – мы победили. Ты – герой!

– Повезло, – не согласился Джек. – Просто повезло…

Я поднялся на ноги. Кажется, он прав – нам повезло, мы не привлекли внимания других бандитов. Никто не спешил на помощь нашим поверженным врагам. Мы были здесь одни, если не считать двух мертвецов, валявшихся в проходе.

– Вставай, Джек, нам нужно проверить бомбы и обезвредить их.

– Боюсь, Бреннер, это вам придется сделать без меня.

Только сейчас я обратил внимание, что стюард сидит без движения уже с минуту – вовсе на него не похоже – и прижимает руку к правому боку, а сквозь пальцы на пол капают тягучие черно-красные капли.

Я подошел к нему. Джек чуть смущенно откинул в сторону полу форменного пиджака, и я увидел сначала кровь – много крови, а затем нож.

Его соперник дорого продал свою жизнь, успев всадить клинок по самую рукоять прямо в печень парня. Снизу вверх. И провернуть в ране. Жить Воробьеву оставалось минуты две-три.

Я видел подобные ранения несколько раз. Человек, получивший подобный удар, был уже не способен к каким-либо активным действиям. Джек же сумел добраться до ножа и выручить меня. Это было выше человеческих возможностей.

– Ну что же ты, братец…

Я ничем не мог ему помочь. Даже облегчить страдания.

– Вы уж спасите князя, Бреннер. Не хочется так… чтобы зря… Пожалуйста!..

– Я спасу! Обещаю тебе!..

Он меня уже не слышал. Джек Воробьев, девятнадцати лет от роду, стюард первого класса цеппелина «Возрождение» умер, пав смертью героя на боевом посту.

И будь я проклят, если не сдержу данное ему слово.

Бомбы я обезвредил быстро. Стрелки еще не успели завести часовой механизм, только прикрепили первый ящик под баллоном. Для надежности я оттащил обе бомбы в переднюю часть дирижабля и спрятал в техническом отсеке. Найти их, не зная точное место, при желании можно, но это займет время.

Каждый раз, проходя мимо тела Джека, я отводил глаза. Еще один человек, погибший из-за меня. Феликс Шиллер, его жена, молодой стюард… И неизвестно, что сталось с близняшками. Я несу с собой смерть. Так было всегда. Правда, после встречи с сестренками я поверил, что и в моей судьбе может наступить белая полоса и жизнь моя потечет, как у других: спокойно, размеренно. Дом, тихие семейные вечера. Хотя бы недолго, хотя бы чуть-чуть, пока Лиза и Петра наконец не сообразят, что им нужно строить свое будущее, выходить замуж, рожать детей, а я для этих целей годился плохо или же не годился вовсе…

Тела убитых я не трогал. Так и остались они лежать совсем рядом – стрелки и стюард.

Справившись с бомбами, я все же взглянул напоследок на Джека. Глаза я ему прикрыл, и вид он имел вполне безмятежный. Но я, глядя на него, начал наливаться глухой яростью. Не должен Джек был умирать, тем более вот так. Кто-то должен ответить за его гибель, и я найду с кого спросить…

Я пошел туда, откуда явились стрелки, и вскоре обнаружил второй спуск – прямиком на нижнюю палубу, в хвостовую часть служебного коридора, тянувшегося через весь цеппелин. Универсальный ключ от всех дверей я нашел в кармане у Джека.

Но на этот раз я действовал решительней. Отперев смежную дверь, я вышел в коридор, оказавшись рядом с туалетными комнатами и кубриками для персонала.

Я прошел по коридору, не особо скрываясь – смерть Джека подействовала на меня странным образом: теперь я не искал ответов, я хотел убивать, – и попутно заглядывал во все кубрики подряд. Запертые двери прекрасно открывались с помощью универсального ключа. Ни в коридоре, ни в четырех проверенных мною каютах я не нашел ни души.

А когда я заглянул в пятый по счету кубрик, то нашел их всех. Тела лежали одно на другом вповалку. Повара, стюарды, два техника – их конечности перепутались, переплелись между собой так, словно все вместе они являлись единым организмом. Огромный мертвый осьминог. Человеческая многоножка.

Убить – ладно, я и сам убивал, но такого безразличия и жестокости прежде не встречал даже на войне. Те, кто это сделал, кто свалил тела в кучу, предварительно умертвив всех этих людей, не имели в себе ничего человеческого. А значит, и поступать с ними нужно соответственно – раздавить, стереть в пыль, чтобы не осталось от них ничего.

Даже на войне противники уважают друг друга. Ведь и те и другие ходят под пулями, и никто не застрахован от смерти. На войне все равны. И каждый хочет верить, что с ним поступят по справедливости. Поэтому и существуют конвенции по отношению к военнопленным, своего рода правила честной игры.

Здесь же подобным и не пахло. В тесном кубрике царила лишь смерть в самом ее жутком, первозданном виде. Сложно было представить, глядя на многорукую и многоногую груду окровавленного мяса, что еще полтора часа назад это были живые люди, которые о чем-то мечтали, кого-то любили…

Дверь за собой я прикрыл очень осторожно, боясь даже легким скрипом побеспокоить тех, кто уже больше никогда не проснется.

На стене коридора висел пожарный щит. На нем за стеклом я увидел топор. Легко отперев стеклянную створку, я снял его со щита. Достаточно большой и увесистый, держать такой удобнее двумя руками – подобными топорами пользуются пожарные, чтобы быстро разрубить дверь или мебель. Топор входил в стандартную амуницию каждой пожарной команды. Рукоять из ясеня, клеймо на стали фирмы «Фридрихсград. Металлбау ГмбХ». Хороший топор, надежный.

К тому же у меня есть револьвер и «дырокол». Сейчас мне было совершенно все равно, взлетит ли на воздух цеппелин от моих выстрелов и останутся ли в живых великий князь и его беспутный сынок. У меня перед глазами стоял Джек и картинка кубрика с мертвыми телами.

Перехватив топор поудобнее, я дошел до смежной двери коридора, отделяющей кубрики персонала от остальной нижней палубы. Дверь получилось приоткрыть без скрипа. Прямо передо мной находилась лестница на верхнюю палубу, по которой как раз в этот момент спускался очередной стрелок. По счастью, меня он не видел.

Я шагнул вперед, оказавшись у него за спиной, и, широко размахнувшись, опустил топор ему на голову. Глухо чавкнуло. Череп легко раскололся, на меня брызнули мозги вперемешку с кровью. Стрелок кулем рухнул на пол, а я, безучастно констатировав его гибель, пошел вверх по лестнице.