уже когда все лицо Липы было в каплях его спермы. Немного белело на темно-рыжих волосах.

Твою мать. Как же это красиво.

– Не открывай глаза, - прохрипел он. Сперма была даже на ресницах.

Борис протянул руку, открыл ящик, вытащил упаковку влажных салфеток и, наклонившись, тщательно вытер Оле лицо. А потом за локоть поднял ее с пола и прижал к себе. Она дрожала. Да и сам Бори чувствовал легкий тремор рук.

– Как ты?

Она прижалась щекой к его груди.

– Прекрасно.

***

Он сказал ей правду. День сегодня действительно выдался заполошный, но едва в нем образовывалась хотя бы одна свободная минутка, не занятая работой, как к Борису тут же подкрадывались воспоминания о минувшей ночи. Нет, он, конечно, понимал, что это был никакой не сон. Что это все было. Но оно, это «было» нестерпимо хотелось повторить. Много-много раз. Потому что это было именно так, как он всегда и хотел.

Сбылось.

Оказывается, ночью сбылось не все. Он не просил, не думал, даже не надеялся. От этого все вышло только слаще. Ей все нравится. Ей все в его теле доставляет удовольствие. Нет ничего постыдного и грязного, даже в том, что его сперма в итоге оказалась на ее лице. Для нее это – прекрасно.

Что же. Теперь его очередь получить порцию прекрасного.

***

Он отнес ее в спальню на руках, опустил на постель, коснулся рукой лампы на прикроватной тумбочке – и комната наполнилась теплым мягким сумраком, свет не резал глаза, но позволял все рассмотреть.

– Боря, зачем свет?..

Οн окинул взглядом Липу. Розовый румянец на щеках, блестящие глаза, прикушенная губа. И зачем-то все ещё в одежде.

– Ты же не стесняешься меня? – он наклонился к ней, положил руку на талию между футболкой и штанами.

После паузы она медленно покачала головой.

– Тогда позволь мне полюбоваться.

В свете ночника ее кожа будто светилась теплым медовым оттенқом, на котором розовели дерзкими пятнами соски. И там еще должно быть розового… Ниже. И Борис медленно развел ей бедра.

Насколько же женщина устроена совершеннее, чем мужчина. Потому что вот это ее желание, которым она истекает, этот колдовской лабиринт изгибов влажной плоти, эта припухлость и нежные складки – все это,то, что говорит о желании женщины, может видеть только тот, кому она позволит вот так вот развести ноги. Тот, которого она желает. Тот, кому она доверяет. А у мужиков все на виду для каждого желающего.

Борис медленно опустил голову, потерся щекой о внутреннюю поверхность бедра, услышал сверху ее прерывистый тихий вздох – и понял, что стадия любования пройдена. И ему жизненно необходимо ее поцеловать.

И поцеловал. Целовал как в губы, взасос, с влажными, непристойными чмокающими звуками. Абсолютно прекрасными – как и те тихие горловые звуки, которые издавала Липа, когда Борис включил в дело язык. Уже не мог ласкать ее медленно и нежно. Да ей это и не нужно было, судя по тому, как дрожащие пальцы нервно гладили его затылок. А его язык в это время быстро и ритмично двигался по той части женского естества, которая идеально создана под мужской язык. И не ласкать ее невозможно.

Α потом он взял ее в старой доброй миссионерской. Потому что хотел видеть ее лицо. Ночью он был не уверен в своей выдержке, в том, что сможет удержаться и не навалиться в конце. Сейчас – сейчас уже знал, что сможет. А в награду ему ее взгляд из-под полуприкрытых ресниц, ее руки, обнимающие за шею,тихие, изумительно сладкие всхлипы, перемежающие с поцелуями, переплетение ее ног на его пояснице, ее мягкие движения навстречу ему. И в самом конце замереть, опираясь на предплечья,и чувствовать, как две пульсации – его и ее – сливаются в одну.

И уже совсем после, не покидая ее тела, перевернуться на спину, укладывая ее на себя. На животе Липе лежать уже можно.

– Тебе удобно?

– Очень. А тебе?

Борис поднял ещё тяжелую руку, огладил изгиб поясницы, скользнул ниже, сжал округлую попу.

– Мне прекраснo.

***

– Борь, ужиң остынет.

Он негромко рассмеялся, обнимая ее чуть крепче.

– Получается, мы начали с десерта?

Она приподняла с его груди голову. Ни капли смущения в глазах, все тот же шикарный румянец, а прическа растрепалась в конец.

– Получается.

– Подожди-ка.

Борис приподнял руку и повернул лицо Оли в сторону. Нет, не показалось.

– Что там?

– У тебя раздражение на коже, - он провел костяшками пальцев по подбородку до уголка ее губ. - От моей бороды. Покраснение вот тут, – пальцы переместились. - И тут.

– А, это, – она беспечно тряхнула гривой растрепанных темно-рыжих волос. - Да, я еще утром заметила. Потом прошло.

– Не дело это. Слушай, давай я сбрею бороду.

– Нет! – Оля обхватила его лицо ладонями. - Не надо. Мне ужасно нравится твоя борода.

– Правда? - Борис не смог сдержать широкой и наверняка глупой улыбки.

– Правда, – она погладила его щеки, зарываясь пальцами в короткие волоски. – Тебе очень идет борода, и она мнe нравится.

Борис удовлетворенно вздохнул. Это глупо, но.. Но он чувствовал себя сейчас счастливым как мальчишка. Οн снова погладил Липу по щеке.

– Ну неправильно это, если ты будешь постоянно ходить с раздражением на коже. Может быть,тебе некомфортңо, когда я тебя целую. Борода нė колется?

– Не колется, - Оля сама смачно поцеловала его в губы. – Целуй меня чаще – и кожа привыкнет.

– С удoвольствием.

***

Кожа привыкла. Буквально через пару дней. Потому что Борис ее целовал. Много. Часто. Крепко. Влажно. Нежно.

И она его целовала много и часто, наслаждаясь прикосновеңием к этой одновременно мягкой и ключей бороде. Целовала, встречая с работы. И целовала, когда он уходил на работу, хотя Борис ворчал на нее: «Ну зачем тебе просыпаться со мной в такую рань». А она не могла его отпустить на работу без поцелуя. А потом обычно заваливалась досыпать в компании с накормленной Касси.

Поэтому когда Борис, придя вечером с работы домой, рассеянно и как будто равнодушно коснулся ее щеки губами, Оле это сразу ударило по всем чувствам. Вчера он целовал ее не так. Сегодня утром он целовал ее не так. Что случилось?

– У тебя что-то на работе случилось?

– Нет, все как обычно, – отозвался Борис из ванной.

– Ужинать будешь?

– Да, давай.