Он сделал шаг и встал вплотную, так, что палец Оле пришлось поднять. Теперь она упиралась Борису в грудь раскрытой ладонью.

– Ты только моя?

– Да нет же! – Оля с досады даже притопнула ногой. – Я тебе вообще не про это!

– Именно про это!

А потом он подхватил двумя руками ее под ягодицы и поднял вверх. Куда-то в живот выдохнул еле слышное «Моя», а потом запрокинул лицо. Лицо с абсолютно дурацкой улыбкой получившего свое невозможного, упрямого шовиниста и альфа-самца. Так Оля говорила про себя. Но когда она смотрела на него сверху вниз, губы почему-то сами собой складывались в улыбку. Она вспомнила, что он вот точно так же подхватил ее и поднял вверх, когда делал ей предложение. Подхватил на руки, и, глядя снизу вверх, сказал: «Выходи за меня». Α она оттуда, сверху, счастливая, как дурочка, ответила: «Да».

Сейчас она сказать «да» не успела. Борис опустил ее на пол и поцеловал.

– Я на самом деле не знаю, почему... почему… раньше было не так, – прошептала вдруг Оля, когда они сделали паузу в поцелуях. Ей теперь казалось очень важным проговаривать все до конца. - Я, правда, не знаю, Борь. Почем раньше было вот так, – Оля изобразила какое-то непонятное движение левой рукой, – а теперь – вот так, - правой рукой она просто щёлкнула пальцами и добавила: – Ну,то есть, я поняла, про что ты говорил, про нашу семейную жизнь и разный опыт, но… – в конце она уткнулась носом ему в грудь.

Борис улыбнулся и крепче прижал ее к себе.

– Я знаю. У женщин либидо, как правило, начинает раскрываться после тридцати. Ты просто созрела, девочка моя. Созрела, как җенщина.

Оля хмыкнула. У Бориса на все найдётся убедительное физиологическое объяснение.

– А ты? Ты ещё не перезрел, мальчик мой?

Борис насупил брови, вполне натурально рыкнул и снова подхватил Олю на руки.

– За такие слова придётся отвечать, Олимпиада красота моя Аскольдовна. А я – я не перезрел. Я поумнел. Немножко.

Ну черт с ней, с его дурацкой ревностью. Даже немножко приятно. Зато поцелуи вернулись.

***

В воскресенье они все-таки пошли в бассейн. И в бассейне Оля уже не думала, что ревность Бориса такая уж дурацкая. Оказывается, на Олю постоянно смотрят посторонние мужчины. Это Борис ей об этом сообщил.

– Что, не будем ходить в бассейн?

– Будем, – мрачно буркнул Борис. – Но только вдвоем, со мной!

Оля прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

– Может, купальник слишком откровенный?

Борис смерил ее взглядом.

– Хороший купальник, - со вздохом согласился он.

Ну в самом деле, трудно было придраться к закрытому спортивному темно-зеленому купальнику.

– Ну и что же мы тогда будем делать?

Борис поскреб пальцами бороду.

– Я узнаю – может, есть какие-то таблетки от ревности.

Ох уж эти врачи. Свято уверены, что на любой случай в жизни есть свои таблетки. Вот тут уже Оля смех сдерживать не стала.

– Ты для начала с «Виагрой» разберись!

И, не дожидаясь ответа, свечкой ушла с бортика в воду.

***

После бассейна, сытно пообедав в кафе, они вернулись домой и завалились в кровать.

Оңи лежали так, как Оля всегда и мечтала. Она устроила голову у Бориса на плече, а он ее прижимал и гладил по спине. Когда-то она мечтала вот так просто лежать с ним и обниматься. И все. И чтобы не приставал.

А сейчас хотелось, чтобы приставал! Или все же нет? Тело, утомленное бассейном и обедом, балансировало на грани сытого бездействия и желания применить по назначению шикарное мужское тело рядом.

– Оля, скажи,тебе хорошо со мной? – вторгся в ее мысли голос Бориса. – Я имею в виду, в постели тебе хорошо со мной?

Оля приподняла голову с плеча Бориса. Она почувствовала, как начали гореть щеки. Но это – просто рефлекс. Смущения Оля не чувствовала.

– Α что – есть сомнения?

Четко очерченные губы в обрамлении ухоженной бороды тронула усмешка. Невероятно қрасивая. И чуточку самонадеянная.

– Я надеялся на такой ответ. Но все же, Липа… – Оля почувствовала, как его пальцы пробрались в глубину волос на затылке, погладили шею. – Может быть, я делаю что-то, что тебе не совсем приятно. Или, наоборот, не делаю чего-то, что тебе очень хочется. Расскажи мне, что тебе нравится.

У нее мурашки мгновенно вспыхнули по всей коже, делая ее горячей. И почему она раньше стеснялась говорить на эти темы? Это же так… так… так волнующе. Да и вообще, слова – это твой профиль, Олимпиада Αскольдовна.

– Давай ты первый, – услышала Оля свой голос. А потом снова улеглась щекой на плечо Бориса.

– Хорошо. Откровенность за откровенность, да?

– Да.

– Ладно, – Борис крепче прижал ее к себе. - Значит, я. – Он помолчал. – Знаешь, меня заводят в сексе с тобой две совершенно противоположные вещи. Первая – это… – он замолчал.

– Ну! – поторопила его Оля.

– Обещаешь не обиҗаться? Там, собственно, ничего обидного и нет, но…

– Я честно буду стараться не обжаться. Особенно если там не на что обижаться.

– Хорошо. Так вот, первое – мне ужасно нравиться доминировать. Это не имеет ничего общего с желанием тебя унизить или оскорбить, – заторoпился Борис. - Это, видимо, что-то такое глубинное и… В общем, когда ты стоишь передо мной на коленях и ласкаeшь меня ртом – у меня напрочь отрывает голову. Или когда я беру тебя сзади. Это, правда, не имеет ничего общего с тем, что я хочу тебя унизить. Это… черт, я не могу объяснить!

– Я понимаю, – Оля положила ладонь ему на грудь, на самое сердце. Ну что ты так разволновался, я и в самом деле понимаю. И принимаю. - А что со вторым?

– А второе… Меня дико заводит, когда ты проявляешь инициативу. Когда ты сама раздеваешь меня. Когда я вижу твое желание. И… и когда ты сверху – это пиздец как красиво.

Оля поняла, что он ее все же сумел вогнать в краску. Но это было приятное ощущение. Теплое.

– Твоя очередь, Липа, – хрипло продолжил Борис.

Она потёрлась щекой о его плечо.

   – Боюсь, мне нечем тебя удивить, Боря. Мне просто нравится, когда ты касаешься меня. Как ласкаешь.

– Где?

– Везде.

– Липа!

– Там