– Мог бы и узнать, – пожала плечами Света. – Сарвож! Тебе ведь нужна помощь с одеждой?

Богиня сделала шаг назад и исчезла в зеркале.

– Вот черт! – Викентий пробрался к выходу, толкнул дверь.

– Великий Один! Слава Одину! Приветствую тебя, Один! – Его заметили сразу, и смертные склонились в поклонах.

– Где Уряда? – спросил бог войны, прикрывая щитом седалище.

– Там, дальше, на углу! – указали в сторону слияния рек сразу несколько женщин.

Викентий поспешил к своей девушке… вскоре замедлил шаг.

– Вот так сюрприз! Что тут происходит?

В месте схождения стен были убраны все вещи и припасы, убран навес, а на открывшемся месте стоял одинокий шатер. Великий Один удивленно пожал плечами, заглянул под открытый полог.

– Мой бог! – радостно вскрикнула Уряда, вскочила и повисла у него на шее, целуя в шею и щеки. И тут же в ужасе отпрянула: – Ой, прости, прости! Ты ранен? Твоя нога, твоя шея! Твой живот!

– Ранен не я, милая. Только моя одежда! – Викентий оглянулся во двор и сделал шаг в сторону, скрываясь от возможных любопытных глаз. – Прости за крохоборство, но очень хотелось бы ее поменять.

– Конечно, мой бог! Я как раз закончила вышивать обережные руны!

– А штаны?

– Да вот они, – кинулась к краю шатра девушка, вернулась со свертком.

– Слава Уряде! – весело всплеснул руками великий Один и стал раздеваться.

Смертная, глядя на обнаженное тело молодого человека, чуть поджала губы. Викентий остановился:

– Скажи, а что здесь происходит? Почему угол крепости расчищен, зачем этот шатер, почему ты тут одна?

– Великая Макошь повелела выстроить здесь оборонительную башню. Она опасается, что оборотни вскоре повторят нападение, и желает укрепить Сарвож.

– Башня – это хорошо, – согласился великий Один. – Но зачем нужен шатер?

– Великая Макошь… – Девушка запнулась. – Она похвалила одеяние, которое я тебе подарила, и сказала, что тебе постоянно будут нужны новые…

– Хозяйка Вологды не ошиблась, – усмехнулся Викентий. – Месяца не прошло, а три смены одежды уже превратились в лохмотья.

– Великая Макошь приказала мне шить одеяния и повелела выделить для сего труда горницу. Но крепость мала… Мне поставили шатер, а опосля отведут отдельную светелку в башне.

– Значит, сюда никто не войдет?

Девушка отрицательно покачала головой. Бог войны улыбнулся, дернул полог, закрывая вход в шатер, и в наступившей темноте привлек к себе Уряду.

Они наслаждались друг другом до вечера – после чего вышли к ужину, откушали возле общего костра. И вернулись назад.

– Однако тут холодно, – скинув одежду, дохнул Викентий. – Был бы свет, был бы пар. Почему ты не разводишь огня?

– Слишком мало места, великий. Много заготовок. От костра может случиться пожар, а кожи попортятся.

Великий Один раскинул руки в стороны, чуть качнулся, ощутил прикосновение к пологам.

– Это верно, палаточка куцая… Ты не мерзнешь?

– Если укрыться шкурами с головой, то ничего… – Судя по шороху, девушка пожала в темноте плечами.

Викентий вспомнил большой рубленый дом на берегу реки, общий очаг, просторное общее на всех ложе, вспомнил сетование похищенной лесовиками славянки по поводу рук, лезущих без спроса под подол, и подумал, что в холоде, но в своем отдельном жилище иногда бывает лучше, чем в теплом, но общем.

– Давай тогда накроемся, – предложил он, вытягивая вперед руки и нащупывая Уряду. – Я знаю отличный способ согреться.

Они нашли губы друг друга, однако зябкие мурашки все-таки пробежали по коже бога войны. Он спросил:

– Когда начнут строить башню? Надеюсь, хоть в ней будет место для очага.

– Не знаю, – шепнула девушка, отвечая то ли на первый, то ли на второй вопрос. Или на оба вместе.

Но скорее всего, ее мысли занимали сейчас совсем другие желания…

Бог войны и смертная провели вместе два замечательных дня и две ночи. Уряду никто не привлекал к общим работам. Она сидела в шатре, острым обсидиановым ножом кроила кожи и мечтала о будущем:

– Кряжич сказывал, в четыре яруса башню срубят. Высоченную! Дабы, коли совсем плохо, даже в ней одной запереться удавалось. Для припасов места много получится. А весь низ мне, мастерской моей, отведут. Ты представляешь, великий, вся горница, целая горница мне одной! Я тебя привечать стану, любить, холить и одевать. На зиму, коли морозы совсем сильные ударят, в большой дом, к очагу можно прятаться.

– Как так к очагу? – навострил уши Викентий. – Хочешь сказать, его и в башне не будет?

– Ему много места потребно, великий. Жар от костра во все стороны. Коли мастерскую делать, то где огонь палить?

– У лесовиков в вигвамах горит, – пожал плечами бог войны.

– Маленький он совсем у лесовиков, большой башни так не прогреть. И шатер тоже. Лесовики ведь все едино под шкурами в холоде спят! – выказала немалую осведомленность девушка. – Зимой токмо в славянских домах тепло, у большого костра.

– Воркуете?

– Светлана? – повернул голову бог войны. – Какими судьбами в наших краях?

– Приветствую тебя, о великая! – вскочив, склонилась в поклоне девушка.

– У тебя будет хороший день, Уряда! – пообещала светлая богиня.

– Благодарю, великая!

Гостья оглядела новое одеяние Одина.

– У тебя золотые руки, милая, – сказала она. – Жаль, что наш храбрец вскорости его испортит.

– Я уже шью новое, великая!

– Умница. Полагаю, премудрая Макошь выразит тебе свое удовольствие.

– Уряда еще и ее обшивает? – хмыкнул молодой человек.

– Нет, но всемогущая богиня оценит твои одежды, Вик, – невозмутимо просветила молодого человека светлая богиня. – Ты приглашен сегодня к обеду. Пойдем, не то опоздаешь.

Великий Один поднялся, привлек к себе девушку, поцеловал в губы и отступил:

– Извини, моя желанная. Дела.

Великие прошли к стене, скрылись в кладовке. Перед зеркалом Света остановилась, искоса глянула на молодого человека:

– «Желанная», Вик?

– Она очаровательна, – развел руками бог войны. – Разве нет? А мужчины так устроены, что им нужны женщины. Я согласен ее любить, раз уж таков наш договор.

– Значит, я молодец, – обняла Викентия за пояс Света и шагнула в зеркало, закончив уже с другой стороны: – У меня получается это – творить счастливую любовь.

– Возьми с полки пирожок, – похвалил ее молодой человек. – Кстати, а когда начнется строительство башни? Жить в палатке как-то не очень комфортно. Теплый сезон подходит к концу.