Подушка, которой она, засыпая, предусмотрительно прикрыла ухо, во сне свалилась на пол и теперь белела посреди комнаты на полу. Марина подумала, что надо бы поднять импровизированное укрытие, снова спрятаться от шума и поскорее заснуть. Главное, продержаться до утра, а уж там при свете дня пусть грохочет сколько влезет!

Марина какое-то время собиралась с мужеством, чтобы выбраться из-под одеяла за подушкой, и уже почти решилась, как услышала прокатившийся по дому звонок. Звонил колокольчик, висевший над входной дверью. Вслед за звонком очередной громовой залп грянул с такой силой, что Марина непроизвольно за–жмурилась и заткнула уши. Колокольчик у входной двери звякнул еще раз.

«Наверное, это Филипп, – обрадовалась Марина, – какой милый!» Он почувствовал, что ей страшно, и пришел побыть с ней, пока не закончится гроза. Все же он совершенно удивительный человек! А может, и ему самому не по себе. Ведь хоть он и говорит, что грозы для Сент-Барта не редкость, вряд ли каждый раз непогода приобретает такие жуткие формы.

Марина щелкнула выключателем ночника, но свет не зажегся. Она нажала на кнопочку еще и еще раз. Только этого не хватало. Лампочка перегорела! Ну, как обычно, в самый неподходящий момент. В дверь еще раз позвонили.

– Иду! – зачем-то крикнула Марина. Филипп все равно не сможет ее услышать, находясь там, на улице, под проливным дождем.

Ее голос прозвучал как-то неестественно в пустом доме, и ей стало еще страшнее. Она подбежала к вы–ключателю основного освещения в спальне, наугад в темноте нащупала его и с усилием нажала на клавишу. Ничего. Видимо, во всем доме нет электричества. Наверное, гроза повредила провода.

Марина похолодела от ужаса. В кромешной темноте ей надо добраться вниз и открыть дверь Филиппу. А вдруг он сейчас уйдет? Подумает, что она не открывает, потому что крепко спит, и уйдет, чтобы не будить ее. Марина испугалась еще больше.

Гром слегка поутих, только дождь не унимался, а, казалось, даже удвоил свое усердие. «И откуда только у них там столько воды?» – раздраженно подумала Марина, возвращаясь к кровати за тапочками.

Дверной колокольчик прозвонил еще раз.

«Хорошо, что он еще там». Марина спешила. Ей очень не хотелось, чтобы Филипп ушел. На ощупь она выбралась из комнаты на лестницу, где, казалось бы, и без того непро–глядная тьма сгустилась и сделалась еще плотнее и жестче.

Схватившись руками за деревянные перила, Марина стала осторожно переступать со ступеньки на ступеньку. В темноте лестница казалась неправдоподобно крутой. Марина двигалась очень медленно и злилась на себя, опасаясь, что Филипп может не дождаться ее.

Колокольчик теперь звонил не переставая, добавляя разбушевавшейся грозе дополнительное нехарактерное для нее звучание. На время притаившийся гром вдруг снова напомнил о себе оглушительным грохотом. От неожиданности Марина вздрогнула, оступилась, потеряла тапок и неуклюже съехала вниз по ступенькам, больно ударившись правой ногой.

Не обращая внимания на ноющую боль, она кинулась к входной двери. Здесь, внизу, ориентироваться в пространстве стало легче, так как вспышки молнии, проникая в комнату через незанавешенное окно, освещали гостиную и холл.

Уже у самой входной двери Марина вдруг почувствовала легкое дуновение ветерка, от которого по всему телу пробежала мелкая дрожь. Наверное, на кухне не закрыто окно, подумала она и быстро распахнула входную дверь. Она так устала от ночных страхов и от грозы, что ей не терпелось поскорее увидеть веснушчатого беззаботного толстяка, от которого всегда веяло спокойствием и уютом.

Филипп стоял на пороге, с головы до ног укутанный все в тот же непромокаемый дождевик с капюшоном. Он немного помедлил, прежде чем войти, и Марина слегка подалась вперед, чтобы взять его за руку. В этот момент порыв ветра с силой распахнул окно в кухне и, ворвавшись в прихожую, вылетел прочь в открытую дверь, сорвав с головы ночного гостя капюшон.

Марина замерла на пороге, не в силах пошевелиться.

Перед ней стоял Сергей. Он улыбнулся. Мощная вспышка молнии выхватила из темноты его лицо, причудливо исказив черты. Обычно красивая белозубая улыбка показалась сейчас Марине зловещей и уродливой. Марина попятилась назад.

– Этого не может быть, – прошептала она, не в силах отвести глаз от перекошенного лица.

Сергей шагнул к ней и оказался у самого порога. Марина почувствовала, что от него веет сыростью и могильным холодом. Да еще этот запах ладана. Теперь он ощущался совсем отчетливо. Ее снова начал сковывать страх. К горлу подступил вязкий комок тошноты.

– Прочь! – крикнула она что было силы, стараясь перекричать неистовый дождь. – Уходи прочь! – Она с грохотом захлопнула дверь и, навалившись на нее всем телом, повернула ручку замка по часовой стрелке. Когда замок щелкнул в третий раз, сообщив, что определенная степень неприступности главного входа достигнута, Марина вспомнила про кухонное окно.

«Быстрее», – пронеслось у нее в голове. Усилием воли реанимировав начавшее было сдавать позиции самообладание, она побежала на кухню. Окно было настежь распахнуто, подоконник весь залит водой, а на полу образовалась внушительная лужица. Марина поспешно заперла окно, чуть не поскользнулась на мокром полу, но в последний момент успела схватиться за подоконник и удержала равновесие. Закрытого окна ей показалось недостаточно, и она стала опускать жалюзи. Механизм был старый, и жалюзи сначала вообще не хотели двигаться с места, возмущенные тем, что за последние десять лет их впервые потревожили. Некоторое время они упорствовали, но затем, все же поддавшись Марининому натиску, ворчливо скрипнули и медленно поползли вниз. Треть окна была уже с успехом преодолена, когда снова сверкнула молния, и Марина отпрянула в сторону. За оконным стеклом она увидела фигуру в непромокаемом плаще.

Марина почувствовала, как ком беспокойства и страха, застрявший где-то на уровне горла, противно зашевелился. Ей стало трудно дышать. Она поняла, что еще чуть-чуть – и силы оставят ее. Собравшись с духом, она громко прокричала в окно, туда, где за пеленой дождя угадывался темный силуэт:

– Прочь! Прочь из моей жизни! Тебя больше нет!

Голова закружилась, Марина сделала неуверенный мах рукой, чтобы за что-нибудь ухватиться, пошатнулась и потеряла сознание.

«Я, такая-то такая-то, используя право свободы выбора, отказываюсь от сопричастности к делам моей бабушки, такой-то такой-то, нарушившей законы мироздания и исказившей естественный ход событий. Настоящим я снимаю с себя и своих потомков всякую ответственность за ее действия и встаю на путь развития и совершенствования».

Анжела поставила решительную точку, дату и подпись.

– Этого должно быть достаточно, – сказала она вслух.

Впрочем, можно было всего этого не писать. Анжела знала, что вполне хватит внутреннего выбора, но, следуя законам жанра, решила все же перенести свое намерение на бумагу.

Затем она разожгла в камине пару березовых поленьев и, одно за другим, кинула в огонь бабкины письма. Пламя, мгновенно проглотившее пожелтевшие конверты, разгорелось ярче, превратилось в ровный оранжево-красный поток, с силой устремившийся вверх, в каминную трубу.