Посещающим групповую терапию женщинам было запрещено проявлять инициативу напрямую, знакомиться или предлагать секс.

Поэтому Кейт, робко улыбнувшись, спросила разрешения присесть за столик Лукаса. Тот кивнул, отодвинул блокнот и уставился в окно.

– Хорошая сегодня погода, правда?

Как и учила Мэгги, перед тем как начать разговор, Кейт вспомнила свой самый радостный день, когда она получила диплом врача. И представила ту радость в виде теплого золотистого шара, поместила его мысленно в область солнечного сплетения, а затем отправила в сердце Лукаса.

Обычно после выполнения такого упражнения лица мужчин смягчались. Но Лукас остался невозмутимым.

Буркнул:

– Погода? Не думал об этом.

А потом снова уставился в окно.

И тогда Кейт вдруг неожиданно для себя самой сделала то, что на групповой терапии делать категорически запрещалось, – положила свою ладонь на руку Лукаса и заговорила:

– Знаете, вы мне очень нравитесь. Я чувствую, что мы должны быть вместе. Мое сердце сейчас кричит, попроси его не проходить мимо, потому что, если ты не попытаешься его остановить, ты никогда себе этого не простишь. Мне кажется, что я вас знаю всю жизнь. Вы настолько мой родной человек… Я очень рада, что мы встретились и что сейчас я нахожусь рядом с вами.

По его лицу прошла волна судороги.

И Кейт вдруг стало очень тяжело на душе. Она не боялась выглядеть смешной и нелепой, нет. Это было ощущение очень тяжелого креста, который судьба опустила ей на плечи.

– Мне никто не говорил таких слов, – хрипло сказал Лукас. – Я должен что-то ответить?

Она кивнула:

– Я вам нравлюсь?

Лукас открыл свой блокнот, там были различные варианты известного зеленого листочка, символа «Грин-корпорейшен».

– Мне нравится это. Это моя работа.

– А любовь? А личная жизнь? Вы же не гей?

Лукас криво усмехнулся:

– Я не гей. Ладно, рад был познакомиться. Мне пора.

Картер ушел, но Кейт это скорее обрадовало. Она поняла, что всегда сможет легко разыскать его. И ей требовалось время, чтобы разобраться в своих эмоциях, действиях и планах…

Групповую терапию пришлось бросить.

Невозможно же рассказывать, как ухаживаешь за мужчиной!

Лукас вел себя как-то странно послушно, неэмоционально.

Кейт пригласила его в кино – он сходил.

Позвала в гости – пришел.

Перестала инициировать встречи – не звонил.

Сдали нервы, соскучилась, набрала его – ровно поприветствовал, на вопросы «куда пропал?» и «скучал?» не ответил.

«Надо затащить его в постель, – решила Кейт, открывая сайт с дорогим сексуальным бельем. – Может, после занятий любовью все станет проще? Тогда мы станем ближе? Или лучше не форсировать развитие ситуации? А вдруг Лукас не торопится, чтобы наши отношения набирали обороты, потому что у него какие-то проблемы по части этого дела? Мало ли что: он может проходить лечение или ему просто требуется больше времени, чтобы решиться на близость. Тогда я только все испорчу».

И снова она ошиблась. Никаких проблем с сексом у Лукаса не было. Он оказался хорошим любовником, страстным, сильным и внимательным.

Но когда вроде бы все было как надо, когда пальцы Лукаса нежно ласкали ее грудь, когда его язык проводил дразнящую дорожку вниз, Кейт отчетливо понимала: на самом деле все не так, ВСЕ ПЛОХО!

Ей казалось, что она влюбилась в куклу или мишку Тедди, а теперь ждет от них ответной реакции, хочет оживить их, вдохнуть в них жизнь. Только ничего не получается.

Но сдаваться или чего-то недопонимать – это было не в характере Кейт. Она записала Картера на прием к Мэгги, посадила его в свою машину, отвезла к психоаналитику. А потом терпеливо ждала в приемной, пока закончится сеанс.

Из кабинета Мэгги он вышел со своим обычным жутко-спокойным взглядом.

– Не будешь ли ты против, если я поговорю с Мэгги? – спросила Кейт, с изумлением рассматривая Лукаса. Мэгги была классным специалистом. Из ее кабинета либо выползали в слезах-соплях, либо выпархивали радостными легкими бабочками. Но у Картера такой невозмутимый вид, как будто бы психоаналитик вообще с ним не работала!.. – Возможно, мы будем обсуждать вашу беседу. Ты не против?

Лукас пожал плечами, сел на белый кожаный диван и, открыв блокнот, ушел в свои записи.

Лицо Мэгги было встревоженным.

– Кейт, бросай его. Это не мужчина. Не человек.

– Я не могу его бросить. Я люблю его. То есть это больше, чем любовь. У меня такое чувство, что рядом со мной должен быть именно этот мужчина. Я чувствую, что все делаю правильно. Почему я должна оставлять Лукаса? Он милый, послушный. Правда, я бы хотела, чтобы он не был ведомым, и…

– Ты бы хотела, чтобы он просто был живым, – перебила Мэгги, откидываясь на спинку кресла. – Ты ждешь от него реакции как от живого человека. Но ты никогда ее не получишь!

– Почему?

– Потому что на самом деле твой Лукас умер много лет назад. Он тебе рассказывал о том, что в детстве попал в лапы маньяка и провел с ним несколько лет? Его били, насиловали. Он прошел через невероятные физические страдания. Ему надо ходить даже не к психоаналитику, а к психиатру. Я не обнаружила в его психике никаких реакций и откликов. Он как будто бы мертвец в живом теле!

От страха Кейт вся покрылась мурашками.

А Мэгги продолжала:

– Я точно не знаю, что с ним. Лукас рассказал, что маньяк, у которого он находился, практиковал черные магические обряды. Он использовал его кровь в каких-то диких ритуалах, заставлял принимать порошки, после которых закапывал мальчика в землю… Лукас как-то проснулся в могиле, понимаешь?

Громкость голоса Мэгги вдруг уменьшается.

И Кейт вспоминает одного своего пациента…

У мужчины была онкология, рак легкого. Мелкодисперсный, неоперабельный – в общем, смертельный. Локализация опухоли вблизи сердца не позволяла использовать лучевую терапию, химия ненадолго притушила стремительность болезни – а потом пошли метастазы, пришлось назначить сильнодействующие обезболивающие из группы морфинов, которые не приносили долгого устойчивого облегчения, а вызывали астматические приступы.

Ему оставалось жить неделю.

В этом Кейт не сомневалась. У нее уже были пациенты с подобным диагнозом, поэтому печальные перспективы больного тайной для нее не являлись.