– Хоть на фабрику разрешите ездить?

Скрепя рыцарское сердце – позволил. А хотел бы запереть в камере участка и не выпускать, пока не разберется. Но разве можно барышню в клетке прятать? И так уже негритянский певец там квартирует. Родион просил сообщать, если вдруг появятся новые идеи или случится что-то неожиданное. И стал прощаться.

Эля задержала его руку в своей.

– Вы действительно готовы меня защищать от любой угрозы? – спросила она, глядя прямо в глаза. Нет, до рыцарского сердца чуть-чуть не достала.

Ванзаров обещал искренно, как присягу дал.

– Я вам верю. И надеюсь только на вас… Ой, чуть не забыла: Маслова требует быть у нее на собрании в два часа. Что мне делать?

– Сообщите ей, что я дал вам отгул.

И, поклонившись, Родион быстро отправился в сторону Фонтанки.

Хоть барышня не позволила ворошить прошлое, но чиновник полиции не обязан выполнять каждый каприз. Ведь там, в прошлом, могут таиться многие отгадки. Так, во всяком случае, нашептывала логика. А уж эту красотку рыцарь привык слушаться беспрекословно.

В эту ночь в Департаменте полиции только один чиновник не покинул свой кабинет. Надворный советник Лебедев занимался любимым делом, а именно: проникал в суть веществ. Для этого имелись обширные возможности. Так что к утру не осталось ни одной мази и притирания, про которые Аполлон Григорьевич не знал бы всю подноготную. За что и пострадали носы чиновников, раньше других явившихся в департамент. Привычка дымить во время опытов закончилась облаками никарагуанского чада. Служащие зашлись истерическим кашлем, а некоторые в полном отчаянии рвали наглухо задраенные рамы, желая выброситься из окон или хоть спастись каплей свежего мороза. Уж как придется.

Заметив, что все двери в коридоре третьего этажа распахнуты настежь, Родион значения этому не придал и в горячке ворвался в лабораторию. Замер на месте и выпрыгнул вон. Ничто живое не выдерживало испытания особым ароматом. Кроме Лебедева. Эксперт удивленно хмыкнул и помахал ладошкой.

– Малость накурено? – с наивным смирением спросил он.

Поборов кашель, Родион храбро ответил:

– Так, легкий запашок. Наверняка у вас по шкафам трупов понатыкано, а выбросить жалко.

Лебедев расплылся в счастливой улыбке:

– Совсем ожил! Вот таким – люблю. А то какой-то кислый… Но от актрисок не вздумайте отлынивать. Вчера не вышло, а уж сегодня обязательно. Что раскопала, птичка ранняя?

Победоносным образом Родион вынул слегка помятую папку:

– Или я сошел с ума…

– Давно не сомневался.

– …или доктор преступно напутал в диагнозе! А его пристав покрывает!

– Это серьезные обвинения…

Не глядя запустив окурок в угол кабинета, Лебедев бережно разгладил документы и углубился в чтение. Ванзаров терпеливо ждал, посматривая на когорту знакомых баночек. Шляпная коробка тоже нашлась под столом. Тонкое атласное нутро приспособили под мусорную корзину.

Закончив, криминалист был спокоен:

– И чем вы недовольны?

– То есть как?! – поразился Родион.

– Какие данные говорят о злом умысле чинов участка?

Так и есть: проверяет. Что ж, сегодня Родион готов к бою. Стараясь держаться спокойного тона, выложил все. Во-первых, в легких нет жидкости, а тело находится под водой. И главное: доктор сделал вывод, что смерть наступила в результате бытового отравления мышьяком. Но признаков рвоты нет, а в слизистых кишечника и желудка лишь незначительные следы яда. Разве это возможно?

Аполлона Григорьевича убийственные аргументы оставили внешне спокойным.

– Знаете, что самое главное в почетном деле вскрывания трупов? – спросил он и сам ответил: – Не суетиться, коллега. И делать правильные выводы.

– Хотите сказать: нелогично рассуждаю и сопоставляю?

– Логично. Но неправильно! – Лебедев довольно улыбнулся. – Я же говорю: не суетитесь.

– В чем же ошибка? – спросил Родион с надменным спокойствием. Он-то знал, кто тут прав. – Пестрикова и честь криминалистики защищаете?

– Я защищаю науку и здравый смысл. А вы, если чего не знаете, не лезьте со своей логикой… Вот и хорошо, что обиделись. Теперь слушайте.

Пропустив удар, Ванзаров держался все еще стойко, хоть растерялся немного. Скрестил руки на груди, всем видом демонстрируя оскорбленную мудрость. Ну и все такое…

– Начнем по порядку, – сказал Аполлон, разглаживая заключение. – В легких действительно нет жидкости. Но это не значит, что Агапова удушили, а затем пытались выдать за утопление в ванне. Причина описана четко: произошел дыхательный спазм. Агапов физически не мог дышать. И под водой оказался уже мертвым. Поэтому в легкие вода не попала. Никаких следов внешнего удушения нет. Да их и быть не может. Это самый натуральный приступ.

– Не может быть! – Родион просто отказывался поверить.

– Вот… – ноготь эксперта подчеркнул предложение. – Четко и грамотно описано. Я бы не мог лучше.

Оставался еще один, последний шанс. И Ванзаров пошел с козырей:

– Но Пестриков выдал смерть за бытовое отравление мышьяком!

– Не выдал, а сделал неправильный вывод. Пестриков поступил как настоящий участковый врач: честно зафиксировал факты и записал самый простой вывод о причине смерти. То есть первый пришедший в голову. Рутина, коллега, она заедает. А вы его и пристава в тюрьму упечь собрались…

Так жалко красивой версии. Еще надо побороться:

– Но как же…

– Да вот так! – рявкнул Лебедев. – Количество Acidum arsenicosum, найденное в организме, конечно, не могло привести к смерти. В этом правы. Не знаю, уж как оно попало…

– В кабинете Ивана Платоновича наклеили обои «Помпеи»! – отбил Родион.

– Очень может быть. В данном случае это неважно. Главное: никакого отравления мышьяком нет. И умер Агапов не от него.

– Тогда от чего же?

– В заключении четко написано… Ладно, не буду бомбить вас терминами. Проще говоря: у него было больное и слабое сердце, держалось на тонкой ниточке. Достаточно было легкого толчка.

– Этого не может быть! – последовал резкий ответ. И на том готов был стоять до конца.

Такая решимость впечатлила.

– Вы откуда знаете? – несколько удивившись, спросил Лебедев.

Родион уже открыл рот, чтобы обрушить град аргументов, но вдруг обнаружил, что их нет. Есть схожие мнения нескольких людей. Но и только. Сам же он в грудную клетку Агапова не заглядывал и с его домашним врачом бесед не имел. Тогда откуда уверенность? Классическая ошибка логики: мнения приняты за факты.

– Простите, погорячился, – признал он. – Внимаю безропотно.