И начал его зачитывать и демонстрировать подписи именитых экспертов. Сначала были недоуменные взгляды, потом шепот, затем смешки. Савельев еле дождался удобного момента, чтобы покинуть званый ужин. Он был унижен. Растоптан. Свержен со своего пьедестала. В его умении отличить подлинник от фальшивки теперь сомневались. Многие сомневались! Имя завоевать сложно, утратить его можно в одно мгновение. Да…

– Я хочу его публичного унижения, Паша! – Ноздри Савельева хищно затрепетали. – Может, я и мои предки не праведники. Далеко не праведники. И шли к достижению своих целей всякими разными путями, н-да… Но никто из моих родственников и никогда я лично не совершали того, чем замарали себя его предки. Никогда! И я дождусь своего часа, Паша.

– Когда это должно случиться, Геннадий Иванович?

– Скоро. Скоро, Паша. Через две недели губернатор устраивает прием. Вот там-то…

– А вдруг он узнает раньше, Геннадий Иванович?

– От кого?

– Ну… У него много своих людей везде. И в ментовке могут быть свои. Там наши парни парятся. Они пока молчат, но не факт, что их не вычислят без их говорильни.

– И что? – Савельев нахохлился. – Ну, мои парни там, и что? Адвокаты уже работают со следствием. Единственное, что могут предъявить моим ребятам, – это вандализм по отношению к памятнику старины. Так надо еще доказать, что этот дом представляет собой историческую ценность. Незаконное проникновение? Тоже вопрос спорный. Никто не писал на них заявление и…

– Им могут предъявить обвинение в убийствах, Геннадий Иванович, – перебил его с мрачным видом Павел.

– Что-о-о? – Савельев посерел. – С какой стати?!

– С той, что они пока единственные подозреваемые, находящиеся под следствием. Единственные, попавшиеся в западню. Больше у ментов никого нет. И… и дела их на самом деле плохи, Геннадий Иванович.

– Так там вроде анализы у них брали? И что показали анализы?

– Не знаю. Сведения засекречены. Но их пока не выпустили, а это плохо. И если мы станем дальше молчать про делишки этого упыря, то парней могут пустить по беспределу.

– Не ной! – прикрикнул Савельев. – Придумаю что-нибудь. Я же не могу не воспользоваться возможностью унизить его публично, Паша!

– Зато вы можете его посадить, Геннадий Иванович. Это куда большее унижение. И это вообще конец для его жизни. С таким сладеньким личиком он там долго не протянет, – заметил Паша.

– А что мы можем ему предъявить, Паша? – с печалью проговорил Савельев. – Преступления его предков? Так за это не сажают. Убийства его телохранителей? У нас нет доказательств. Он даже профессора убил не своими руками. И уличить его в подстрекательстве мы не можем.

– Зато мы можем помочь найти девушку, которую он удерживает против ее воли. Это похищение.

– А если она не против?

И Савельев тут же потемнел лицом, представив постельную сцену, где среди смятых простыней кувыркаются два обнаженных совершенных тела.

– Если бы она была не против, то тампоны точно покупала бы сама. И еще, Геннадий Иванович, – Паша поднял вверх указательный палец. – Он ведь избавился от лысого. Это мы с вами точно знаем. И если мы найдем его труп…

– Вот сначала найди, а потом болтай, – сморщился недовольно хозяин. – Ладно, ступай, мне надо подумать.

Павел ушел. Савельев погрузился в размышления.

Идея упрятать Георга за решетку, высказанная Пашей, не была такой уж абсурдной. Это была классная идея. Но!

Но нужно было добыть доказательства причастности Георгия к преступлениям. К убийствам в Проклятом доме. К убийствам в доме напротив. То, что лысый помощник совершал все по его указке, Савельев не сомневался. Но как доказать?!

И девка эта рыжая…

Ну, пошлют они полицию в дом Георгия, найдут там девку. А вдруг она скажет, что у них все по согласию? Это лажа какая-то.

Труп лысого найти они вряд ли смогут. Георг тот еще лис, наверняка обставил все без сучка и задоринки. Ни разу нигде не всплыл ни один из трупов пропавших его телохранителей. А их Савельев с Пашей насчитали уже с десяток. То, что лысый не вернулся с охоты, говорит о многом, но ничего не доказывает.

Как?! Как заставить Георгия оступиться?! Как заставить его начать совершать ошибку за ошибкой?!

Как ни странно, ответ прозвучал из уст некоего капитана, завалившегося без приглашения к Савельеву в дом во второй половине дня.

– Гена, Гена, там полиция! – ворвалась к нему в кабинет Маша с бледным перепуганным лицом.

– Что хотят? – Внутри предательски екнуло, но он улыбнулся, не желая показывать слабость женщине, на которую сделал ставку. – Сколько их?

– Один! Капитан какой-то. Макаров.

То, что один, вдохновляло и успокаивало. Арестовывать приходят группой. Хотя и не факт.

– Что хочет? – Он смотрел на Машу со спокойной улыбкой, и она немного успокоилась.

– Побеседовать, говорит, надо с господином Савельевым. Гена, а это не опасно? – Ее руки, комкающие кружевной передник, от которого она не хотела избавляться, подрагивали.

– Я не совершал преступлений, Машенька. Мне нечего бояться. Конечно, это не опасно. Пирожки готовы?

– Что? – Она не сразу поняла, глянула на него растерянно: – Пирожки? Да, да, готовы. Но, Геночка, я тебе кабачковых оладушков сделала. Это полезнее. Будешь?

– Все буду, вот только с капитаном поговорю. Ты не волнуйся, ступай, накрывай на стол. Скоро станем обедать.

Она кивнула и ушла, оставив после себя запах выпечки, ванили и жареного лука. Савельев поймал свое отражение в сверкающем стекле книжного шкафа, насупился. Отражение не поменялось. Он сколько угодно может быть счастливым, красивее от этого не станешь. И что Маша в нем нашла? Личность? Ну может быть, может быть, спорить сложно. Но вот внешние данные…

Капитан, вошедший в его кабинет, оказался высоким, симпатичным, сероглазым. «Такие бабам всегда нравятся, – подумал Савельев с раздражением. – Перед такими они всегда готовы раздвинуть ноги. Наверняка он этим пользуется. Наверняка».

– Здрасьте, – поздоровался Макаров, останавливаясь в метре от стола Савельева. – Капитан Макаров.

– А имя-отчество у капитана Макарова имеется? – проскрипел Савельев и кивком указал на кресло возле окна: – Присаживайтесь, капитан Макаров.

Виталий послушно уселся, осмотрел кабинет. Красиво, богато, со вкусом. На стенах картины, наверняка подлинники. Он не разбирался. Масса всяких безделушек. Сам хозяин неказист с виду, но взгляд…

Взгляд хищной птицы, которая, не раздумывая, вцепится в тебя острыми когтями и растерзает острым клювом.

Как ни странно, нигде в доме не было слышно голосов. Будто дом был нежилым. Он не успел узнать, был ли Савельев женат, имелись ли у него дети. И вдруг стало интересно.