уж органична его мимика, да и голубые глаза (мои, между прочим) добавляют девяносто процентов эффектности его и без этого впечатляющему образу Иммора. Иллюзия разбивает только насупившееся личико ребенка.

Захапали себе мои гены и источают волны красоты направо и налево. Несправедливо!

Пробормотав ругательство, бухаюсь на отведенное место с такой силой, что Эли слегка встряхивает. Но, как ни странно, мальца ни капли не отторгает моя мрачная и не совсем еще зажившая от повреждений физиономия. Он бочком подползает поближе и предпринимает попытку набросить на мои плечи одеялко.

‒ Обойдусь. ‒ Стряхиваю с себя мягкий край и сердито кошусь через плечо, на Лириса.

Старший тоже усаживается на кровать, но с противоположной стороны. Из-за размеров лежбища паразитенка наши дислокации далеки друг от друга, и это не может не радовать.

‒ И что дальше?

Ох, и не нравится мне это. Обстановка детской заставляет меня нервничать.

‒ Будем кушать. ‒ Лирис полностью берет на себя руководящую роль. Четко, уверено и без единого проявления признаков прежнего мямли.

Может, решил, что, если даст слабину, я тут же сбегу?

‒ Ладно уж.

Наклоняюсь к корзинке, мой блуждающий взгляд тем временем пробегается по прикроватной тумбе и останавливается на заячьей рамке, крепко удерживающей большую фотографию.

На ней мне лет двенадцать-тринадцать. Красивое платье, босоножки, кудряшки, но выражение лица с кривой ухмылкой настолько диковатое, что можно решить, что я кому-то недавно наваляла. Или только собираюсь. А сзади, чуть поодаль, стоит маленький чудесный мальчонка по имени Виви ‒ аккуратненькая одежонка, славные локоны, милое личико. Контраст контрастов между нами. И самое выразительное ‒ его взгляд. Даже через фотографию я ощущаю это цепкое внимание, с которым он ментально ухватился за несносную девчонку перед ним.

‒ Твою ж… ‒ Выпрямляюсь и, сердито дыша, потираю кулаком левый глаз. ‒ И где только откопали такую дурацкую фотку?

— Это фото принадлежит Эли. — Быстрота реакции Лириса отражается в надрывности его интонаций. По-боевому нахмуренные светлые брови мальчишки и дикий блеск в глазах создают крайне неверное впечатление обо мне самой. Можно подумать, что я уже рву проклятущую фотографию на сотню клочков, а рамку растаптываю пяткой.

‒ Вообще-то там присутствует моя физиономия, ‒ парирую я, вновь с неудовольствием рассматривая запечатленные образы далекого детства.

‒ Изображение твое, ‒ медленно проговаривает Лирис, хищнически клонясь вперед. — Но как материальный объект фото принадлежит Эли.

С вялой угрюмостью вступаю в сражение под названием «кто кого переглядит». Хоть в суд не тащи беспардонных шкодников. И в силу мерзкого характера я бы, думаю, пободалась с малявками чисто из спортивного интереса.

Хмурюсь, ясно осознавая, что напрягшийся всем существом старший братец отчего-то готов на полном серьезе вступить в бой за тупую фотку.

‒ Это мое фото! — внезапно очухивается младшенький.

Всего секунду назад Эли, разомлев от долгого наблюдения за мной, лежал неподвижным калачиком под одеялом, и вот он, подскочив и хватанув рамку со злополучной фотографией, уже прижимает трофей к груди и, опасливо поджимая губы, отодвигается от края кровати — и, соответственно, от меня. Правда, не слишком далеко.

Да уж, пацанята явно не из тех, кто умеет сдаваться. Будут держаться до последнего.

‒ Уговорили, ‒ миролюбиво скалюсь и поднимаю над головой руки. — Ничего крушить здесь не буду, обещаю. Отнимать сокровенное тоже. Давай сюда.

Фото немедленно перекочевывает ко мне. Слегка обалдеваю от такого доверия, а помрачневшая рожица Лириса добавляет перчика в десерт моего настроения. Кажется, старший не готов доверять мне столь же открыто, как делает это паразитенок.

И теперь фотку можно с легкость уничтожить…

Но вместо этого я закатываю глаза и водружаю рамку на прежнее место. В отместку за мою заоблачную лояльность нужно отколошматить Виви. Кто, если не он, вручил малышне наше общее изображение?

‒ Так, бандитская группировка. — Елозя бедрами, чтобы получше устроиться в прижатой к моему боку слоистой горке из одеяла, подцепляю ногой корзинку за ручку и хватаю первую попавшуюся пиалу. — План прежний: кушаем пудинг и на бочок. Как вам?

Отрицательного ответа не приемлю. Мне срочно нужно покинуть комнату. И хотя вся эта заячья нора, несмотря на особенности ее обитателей, никак не давит на меня, желание сбежать все равно лишь нарастает.

‒ Передашь хвостику?.. То есть брату? — Сую пиалу с пудингом Эли в руки, и тот с готовностью выполняет поручение.

А я вдруг мучительно задумываюсь, называла ли я когда-нибудь их по именам? Или только по прозвищам? При этом оба носят мои самые любимые имена… А скопированная с меня глазастость, ‒ хочешь-не хочешь ‒ а заставляет помнить, кто передо мной.

Надо ли добавить больше вежливости нашим отношениям? Или это слишком опасно? Ведь стоило Сэмюэлю подарить мне имя, и я мгновенно пала жертвой его чар. И бродила в забвении, не обращая внимания на то, что тот испытывает ко мне совершенно иные чувства. Пожалуй, моя проблема в том, что я слишком большое значение придаю привязанности.

Привязавшись к Сэмюэлю, я приняла возникшие чувства за любовь женщины к мужчине, тогда как моя благодарность и симпатия не сильно отличались от того, что я чувствовала к Четыреста пятой.

Мне нельзя привязываться к кому-либо. Это ослабляет и душит.

Не умею я… Показывать особые чувства. Никто меня не учил. Только, может быть, Четыреста пятая. Просто так, бескорыстно, своей заботой и беспокойством.

Мучаю ткань пижамных брюк на бедре, сжимая и оттягивая ее. И разок случайно ущипнув саму себя, чертыхаюсь и немного грубовато впечатываю вторую пиалу в ладошку протянутой руки Эли.

‒ Эй! ‒ Лирис роняет собственный пудинг, в мгновение ока преодолевает разделяющее нас расстояние по одеялу, перегибается через брата и, схватив за воротник, тянет меня к себе. ‒ Полегче с ним. Будь мягче, а иначе ничего хорошего Лиллоу о тебе не услышит.

‒ То есть надо слушаться тебя? ‒ Тоже клонюсь вперед, напирая на шипящего мальчишку не меньше, чем он сам.

‒ Да… Делай то, что говорю. ‒ Лирис хмурится и явно с трудом сдерживается, чтобы не отпрянуть от меня, неожиданно оказавшейся совсем близко.