– Во сколько вы ушли с пустыря?

– Наверное, в десять. Примерно в это время закончился вокальный конкурс. Моя соседка участвовала в нем.

– Но есть свидетели, которые видели Юн Чхансу там.

– Да? Но я не видела. Я не видела этого человека. И не встречалась с ним, – добавила она, смотря прямо в глаза Чхве.

Следователь что-то записал в своем блокноте. Попрощавшись с Ынчжу, он размеренным шагом шел к полицейскому участку и думал о том, что дело почти закрыто. Рыночные торговцы, устав от бессмысленного ожидания посетителей, собрались посплетничать о серийных убийствах:

– Похоже, подозревать будут каждого в этом районе. Пестициды? И это неопровержимое доказательство? Погодите-ка, у нас есть хоть один дом, где ими не пользуются?

– Вся система давно прогнила. Разве полиция так ведет расследование? Они даже нож без нас не смогли найти.

– А еще при чем тут репетитор? Он совсем молодой, хорошо зарабатывает на своих лекциях по эссе. Зачем ему убивать людей ради какой-то стареющей тетки? Они что там, романы в полиции пишут?

– Эта женщина из дома школьной формы подозрительная. Я на нее думаю еще с того момента, как ее в первый раз в полицию увезли.

– А вы слышали? В день фестиваля видели, как она одна шла в сторону холма.

– Точно еще кого-то убьют. И тогда репетитора выпустят, как и Проповедника.

«Кто знает», – тихо буркнул Чхве, проходя мимо. Как-то проходя мимо двора Ынчжу, он вдруг увидел в окне профиль – сухое, осунувшееся лицо. Она рассеянно смотрела в пустоту и грустно улыбалась. В этой улыбке было столько опустошенности, что стоило ему увидеть этот образ, как он полностью утратил уверенность в чем-либо. Точно ли эта женщина не имеет отношения к убийствам? У него не было ответа. Это уже вне зоны его ответственности. Есть тайное, которому незачем становиться явным. Чхве побрел дальше. Холодный ветер пронесся по безжизненному цементному двору, стекла в темных окнах дома задребезжали.

А что будет дальше? По ночам подростки продолжат толпами бегать в лес, а взрослые будут наслаждаться выпивкой и обсуждать непроверенные слухи и домыслы. Серийный убийца будет призраком бродить между ларьками старого рынка, сомнения и тревоги, захватившие людей этого района, не оставят их. Судебные разбирательства затянутся надолго. Признают Чхансу виновным или нет, к моменту оглашения вердикта никто и не вспомнит его имя. Чхве открыл дверь и вошел в участок. На своем рабочем месте дремал ленивый участковый.

* * *

На следующий день в дом Ынчжу пришли люди из церкви помолиться за здоровье свекра. Тот протянул ей конверт с деньгами, а она отдала его священнику, который взял ее за руку и сказал: «Приходи в церковь, помолись Господу, Он слышит все и дает силы». От прикосновения его теплой и сильной ладони Ынчжу ощутила прилив душевных сил. Той ночью она твердо решила чаще ходить в церковь, которую все это время посещала от случая к случаю. Ынчжу подумала, что, возможно, и детям, только что потерявшим отца, это будет полезно.

Оправившись от болезни, Ынчжу потратила два дня на генеральную уборку. Во-первых, она перебрала шкаф под раковиной и избавилась от ненужного. Она выбросила всю одежду мужа, его старые учебники, по которым он преподавал, и раскладушку, на которой он спал в кабинете. Компьютер мог еще пригодиться, Ынчжу его оставила. Среди файлов на нем было несколько сотен записей передач с мертвой ведущей. У нее был нежный, сладкий голос. Ынчжу удалила все файлы до единого, включая записи спецвыпусков. Она также очистила историю поиска и закладки в браузере, отрезав все возможные пути к любимому сайту мужа. Ынчжу уничтожила те стороны его жизни, с которыми она не была знакома. Мысль о том, что муж наконец обрел долгожданный покой, успокаивала.

Потом Ынчжу занялась делами квартирантов. Она выселила болтливую соседку за то, что та уже долгое время не платила за свою комнату. Ынчжу вычла часть долгов по квартире из суммы залога. Женщина была рада тому, что не пришлось выплачивать все. Иностранные рабочие также покинули дом, и жильцов не осталось. Ынчжу проверила, что все двери пристройки плотно закрыты, и выбросила пакет с ключами от комнат. Ворота у дома ни разу не запирали еще с восьмидесятых годов, с тех самых пор, как свекор начал сдавать комнаты в аренду, но сейчас Ынчжу все же сделала это. Услышав, что все жильцы уехали, свекор кивнул, ничего не сказав, и молча передал ей белый конверт, в котором лежали деньги на жизнь.

Оставалось только привести в порядок свои дела. Как и с уборкой дома, все было просто: ей надо было выбросить из головы все события последних месяцев. В своих кошмарах она продолжала видеть лицо Кан Инхака и то, как он барахтался в темном ручье. Она надеялась, что со временем сможет оставить все болезненные воспоминания позади. О том, насколько это осуществимо, Ынчжу не задумывалась. Главное – сделать, и неважно, каким образом.

Она запретила сестре Хосона появляться у них дома. Когда следователь ушел, подслушивавшая золовка выбежала из кухни и первым делом спросила Ынчжу о том, есть ли у нее мужчина.

– Почему ты вдруг спрашиваешь?

– Я-то думала, ты спокойно жила с нашим братом, а выходит, в тихом омуте черти водятся. Получается, Хосона убил твой ухажер?

– Не твое дело.

– Почему это не мое? Мой брат мертв, и ты думаешь, я буду делать вид, будто ничего не произошло? С отцом ты так же поступишь?

Золовка со всей силы толкнула Ынчжу и истошно закричала. Ее крик громом разнесся по всему дому. Ынчжу молча слушала.

В этот момент вниз со второго этажа, громко топая, бежал Кихён. Казалось, что лестница вот-вот рухнет под ним. Он спрыгнул вниз с середины пролета и бросился на свою тетю. От сильного толчка та пошатнулась и упала на пол в гостиной. Ынчжу от удивления не смогла даже закричать. Кихён схватил тетю за шею и замахнулся кулаком, словно собирался ударить ее. На лице отразился не просто гнев, а не поддающаяся описанию вспышка безумия.

– Вали отсюда! Это наш дом! Убирайся!

Кихён швырял и пинал все предметы, которые попадались ему на глаза. Но в комнате свекра было тихо. Золовка в страхе забилась в угол гостиной, обхватив голову руками. Ынчжу бессильно протянула руку, чтобы успокоить его. «Пожалуйста, пожалуйста…» – большего она сказать не могла, ее глаза застилали слезы. Кихён посмотрел на нее, в его черных, бездонных зрачках еще уцелело что-то пугающее. И она знала, что это. Жажда убийства.

С того