не только на основании того, что могла сказать о матери Вероника — что «мамочка на небе».

— Марк? — поторопила его Тура. — Я верно предполагаю, что у вас есть номер этой женщины? Вы поддерживаете какую-то связь?

— Да, — неожиданно хрипло отозвался Марк. — Это же… мама Вероники.

— Вы дадите мне ее номер?

— Сейчас пришлю.

Но потом он еще долго стоял у окна с телефоном в руке. Что вы еще придумали, феи Кузьменко? Что вы задумали?! Да все, что угодно. От них вообще можно ждать всего, чего угодно. Но одно очевидно — это будет не во вред Вероники. А Илона… Илона пусть сама за себя решает.

Марк разблокировал экран, чтобы переслать номер Туре, и улыбнулся. Тура прислала ему фото — Вероника сидит в кресле на фоне стеклянной стены зоны вылета с панорамой летного поля и самолетов. На голове у девочки большие мягкие наушники, в руках деревянная доска с прикрепленным к ней листком бумаги, в руках — мелок, а на лице явно видны следы работы с этим мелом. Особенно забавно смотрится мазок розового на самом кончике носа. Марк долго смотрел на это фото. Его любимая дочь в аэропорту за тысячи километров от него, рядом могут быть чужие недобрые люди. Но он спокоен. Ведь рядом — член клана Кузьменко. И самолеты. Ты на моей территории, дочь. Все будет хорошо.

Марк без малейших колебаний переслал Туре номер Илоны, получил от нее «спасибо» и положил телефон на кровать. Так, ему надо в душ — а потом поехать навестить маму. Ее реабилитация в санатории, достаточно длительная и непростая, все же успешно завершилась, и сегодня Марк забирает маму домой.

Все как-то потихоньку выправляется. Все, кроме Кристины. Но он не отступит.

* * *

Тура вздрогнула. Она так и не привыкла к резким крикам этих птиц. Гаги. Елена сказала, что эти птицы называются гаги. Наверное, Тура это когда-то знала. Когда-то она их слышала. Там, в том детстве, которое она так хотела забыть.

Тура обернулась и долго-долго смотрела на море. Спустя много лет она вернулась в то место, которое когда-то снилось ей в кошмарах. Правда, такие давно сны ушли из ее жизни. Ушли вместе со страхом.

И теперь, приехав сюда, в место, о возвращении в которое она когда-то думала с настоящим ужасом, Тура не испытывала ничего, кроме щемящей тоски по чему-то неясному, утраченному.

Наверное, именно так чувствуют себя люди на закате жизни, когда возвращаются в места, где прошло их детство.

Сзади послышались шаги, и Тура обернулась.

Елена.

Она бы ее ни за что не узнала. Поразительно, как могут измениться люди.

Тяжело опираясь на трость, Елена поднялась и встала рядом. Но не слишком близко.

— Она прилетела. Та женщина. Илона. К вечеру будет здесь.

Тура пожала плечами. А Елена продолжила:

— Ты думала о том, что с ней делать? Как с ней говорить?

— Я оставляю это тебе. Ты лучше меня знаешь, как говорить с матерями, бросившими своих детей.

Елена вздрогнула, но быстро овладела собой.

— Ты права, Тура. Я подумаю, как сделать лучше для Вероники.

* * *

За Турой приехало междугороднее такси, хотя Лена предлагала самой отвезти в аэропорт. Туре надо было возвращаться. В результате обсуждений с Марком и Кристиной они решили оставить пока Веронику здесь. Потому что разлучить ее с Людвигом в данный момент было решительно невозможно. А Туре надо в самом деле возвращаться, дела не терпят долгого отсутствия.

Лена стояла на крыльце.

— Возьми шаль, Тура. Я связала ее для тебя.

— Я не ношу шали. Пожалуйста, сразу сообщай, если что-то пойдет не так с Вероникой.

— Обязательно. Возьми хотя бы рукавчики. Они на гагачьем пуху.

Такси просигналило.

— Я поехала. Прощай, Елена.

На половине дороги к такси Тура остановилась и обернулась. Быстро вернулась к крыльцу, на котором стояла Елена.

— Ладно, черт с тобой. Давай свою шаль. И рукавички. Но имей в виду — никаких обниманий.

— Конечно, — Елена торопливо обернулась и взяла со стоявшей у крыльца скамейки пакет. — Тут шаль, рукавички, шапочка. И носки для мальчиков.

Тура резко забрала пакет и так же быстро пошла обратно к такси.

Когда машина, проехав десяток метров, остановилась, у Елены замерло сердце. А когда из машины снова показалась Тура — она забыла, как дышать.

Ну как это — никаких обниманий? А если очень хочется? А если очень надо?

Они не сказали друг другу ни слова. Просто стояли так, обнявшись, и молчали. А потом одновременно разжали руки — и Тура быстрым шагом пошла к машине. И вот машина уехала. Совсем.

Худая седоволосая женщина долго смотрела ей вслед, пока такси не скрылось из вида.

Никто не будет тебя любить так, как я, девочка моя.

Елена резка оттерла глаза.

Ну, вот и все. Теперь та дрянь, что поселилась в ее теле, в самой середине, может делать свое чёрное дело. Теперь — можно. Хотя, конечно, хочется увидеть, хотя бы в записи, свадьбу внучки. Посмотреть на то, как будут выставляться картины Вероники. Как остепенятся мальчики.

Но это решать уже не Елене.

* * *

Крис разглядывала свое отражение в зеркале. Новая техника творит чудеса. За первых пять сеансов от некоторых шрамов не осталось и следа. А самые крупные значительно побледнели.

Только вот правильно ли это?

Мама считает, что правильно.

Мама вернулась из Норвегии. Крис не стала ничего спрашивать. Но шаль на тонких маминых плечах, в которой Кристина безошибочно узнала творение рук Лены, сказала сама за себя все.

Вот и хорошо. Вот и славно.

Крис наклонила голове, наблюдая, как ее отражение делает то же самое.

Что же, она уже почти пригодна к появлению на подиуме. Через месяц будет пригодна точно.

Глен уже оборвал ей все средства связи. А поначалу был очень скептически настроен. Но после показа «Лолику» менеджера словно подменили, и он был сама любезность, обходительность и деликатность.

Крис, детка, когда ты будешь готова выйти?

Крис, крошка, как твое восстановление?

Малышка, я готов рассмотреть любые варианты.

За крошкой, малышкой, деткой стояли деньги. Деньги, которые сулили положительный отклик на показ «Лолику» и общественный резонанс. У Глена всегда был чертовски хороший нюх на деньги, именно поэтому Крис в свое время и решила с ним сотрудничать

Что ж. Пусть.

Как много ей открылось теперь. Как кристально ясно все стало видеться.