После февральского мятежа в Кабуле обстановка в нашей зоне носила относительно спокойный характер, но это совсем не означало, что «духи» залегли в своих пещерах и ничего не предпринимали. Под Кандагаром, Лашкаргахом и Джелалабадом шли кровопролитные бои, в которых наши войска несли большие потери. Ситуацию в целом надо было менять в сторону укрепления позиций нового правительства и ограниченного контингента советских войск, вынужденного включиться в вооруженную борьбу с афганской оппозицией. Офицерский состав 80-й отдельной разведывательной роты ощущал накал событий по интенсивной работе штаба дивизии и понимал, что разведчикам вот-вот «нарежут» задачи и мы пойдем воевать по полной программе.

Утро 8 Марта 1980 года было жарким и пыльным, с тучами адаптировавшихся к «шурави» подлючих афганских мух. Коля Андрейчук, приспособив несколько досок к прямым солнечным лучам, загорал. Медно-красного цвета лицо старшины приобрело некую схожесть с индейскими героями фильмов Гойко Митича. Присев рядом от нечего делать, я решил уточнить у него новости в родном подразделении.

— Чем занят, старшинка?

— Ай, Валер, кости грею, — отмахнувшись от злючих мух, ответил Николай.

— Как женщин-то поздравим? Прикинул?

— А что прикидывать? Команду дал — попаримся, стол накроем, посидим, поговорим.

— Ясно. Письма были?

— Почтальона отправил в дивизию, скоро вернется. Борт из Ташкента пришел.

Я слышал около получаса назад заунывный тон двигателей рулившего к литерной стоянке «05» борта.

— Ну да, подождем. Пока суть да дело — схожу на своих посмотрю.

— Давай! Ты же уходишь в ночь, твоих помою завтра.

— Хорошо, Николай.

По линии палаток мимо грибка дневального я пошел к расположению своих «разгильдяев», как любовно я называл своих разведчиков.

— Товарищ гвардии лейтенант, происшествий не случилось, — доложил, вскочивший с кровати Сафаров.

Я показал кулак заместителю, чтобы не расслаблялся в отсутствие командира и не сидел на кровати.

— Чем занимаетесь?

— Еще личное время, товарищ лейтенант, пишем письма, приводим в порядок одежду.

— Баня завтра, Сафаров, с заменой белья. Проверь ноги солдат, если надо — обруби ногти, сегодня по деревьям лазать не будем.

— Есть, товарищ лейтенант, — усмехнулся Сафаров.

— Где «таблетка»?

— Еще в медсанбате.

— Распорядись проверить склеры глаз, цвет мочи! У всех обязательно!

— Сделаем, товарищ лейтенант. У соседей гепатит, человек пять больных уже выявили.

— Все. Отдых. Сергей в 20.00 доклад о готовности к выходу.

— Понял. Разойдись. Чернега, ты где?

— Здесь, — Сашка бежал от траншеи.

— Гоняет?

— Третьи сутки.

— Я тоже на «струе».

— В срочном порядке проведем закрепление слабостей.

Хохотнув от предвкушения, двинули на литерную стоянку к недавно совершившему посадку Ан-26. По открытой рампе на раскаленную бетонку сбежал улыбающийся Леха.

— Привет, десантура!

— Привет, «сталинский сокол»!

С подошедшими к нам Злобиным и Жихаревым мы обнялись, похлопывая друг друга по спинам.

— Как там любимая Родина? Помнит ли своих сыновей?

— А как же! — Леха поднял баулы с чем-то существенным и очень весомым. Засмеялись, с пониманием оценивая подарок с далекой Родины.

— Как Ташкент — звезда Востока?

— Но-о-рмально, Валера.

— Тогда «по единой»? — подхватил Чернега.

— Понял. Товарищ командир, есть предложение: «по единой».

— Не возражаю сегодня, — улыбнулся Жихарев.

Леха метнулся на борт, принес стаканчики, канистру с ощутимо булькающим содержимым. Коля-штурман, порезав сало, по глоточку налил в комплект стаканчиков, приготовленный экипажем для неформальных, но очень трогательных встреч.

— За женщин, — вставая с бортовой скамейки, произнес командир.

— За них, — подхватили друзья.

Спирт деранул по горлу, разливаясь приятной истомой по телу. Действовал сразу, пьянил: тяжели веки, голова — лучше его не перепивать в застольях, иначе страшная головная боль поутру сведет в могилу. Проверено! Месяц тому назад пролетом у нас в расположении гостил экипаж Ан-12, вынужденный заночевать в Кабуле по непогоде Ташкента. Вечером, как повелось, застолье. После третьего тоста зашел разговор — нетрезвый, конечно — кто больше выпьет спирта. Свои кандидатуры на конкурс выставили представители военно-транспортной авиации, истребительной (авианаводчик Юра) и ВДВ. Представлять ВДВ доверили мне. Как «рубанулся» — не помню. Только утром узнал, что в соревновании мне было присвоено почетное второе место после, конечно же, истребительной авиации. Но я был близок к смерти, причем в самом прямом смысле этого слова. Такой головной боли и последствий я до сих пор не испытывал. Страшно вспомнить.

— Ну, что, господа соколы, кидайте якорь и — к нам. Пойду, проверю баньку. Сань, не увлекайся, — ткнул я в бок веселого Чернегу.

— Обижаешь, брат, — усмехнулся коллега.

Спустившись в предбанник, я посмотрел порядок, наведенный одним из дневальных: веники, замоченные горячей водой, лежали в тазике, мыло, мочалки, простыни — все было на месте. Плеснул на раскаленные камни немного воды — пыхнуло паром. Неплохо, думаю, хватит всем, тем более по-настоящему парятся всего несколько человек, остальным же нравится процесс банного действа: полежать на пару.

Офицерский состав роты, собравшись в палатке, производил рабочий шум: накрывали стол, суетились, убирали одежду под кровати, чтобы внешний фон расположения соответствовал праздничному настроению.

— Иван Геннадьевич, «05» с Чернегой встретили, баня готова, можно давать команду принести чай и что-нибудь прохладительного, — доложил я командиру.

Братва зашевелилась, восторженно приветствуя мое появление.

— Как экипаж? — спросил Иван, подходя к телефону.

— В порядке, закроют самолет, скоро будут.

Кивнув мне, он взял трубку ТА-57 и стал что-то обсуждать с начальником разведки.

— Товарищ майор, у меня нет офицеров, все работают по своим направлениям. Да. Да. Так точно. Тютвина дать не могу, он обеспечивает связь с группами и телецентром. Пусть дивизия ищет в полках. Хорошо. Понял, товарищ майор, — закончил Иван разговор с начальником, видимо, работавшим над новой вводной для разведки соединения.

— Озверели в штабе дивизии — выделяй им офицера на патрулирование Кабула. Все и так с ног валятся, — раздраженно произнес Иван Геннадьевич.

— А мысль неплохая — походить по «рядам», — заметил вдруг Андрейчук.