— Ничего. Подожди тут! — я кинулась на помощь.

— Смотри в вещах! Она могла в какую-нибудь вещь спрятаться! — Баба Яга чуть не обнюхивала полку. Ноздри раздувались, втягивая воздух, глаза ощупывали каждый предмет.

— Бесполезно! — уселась она в кресло после часа напрасных поисков. Разве что… Тоня, есть в доме шелковая нитка?

Я покопалась в шкатулке, вытащив зеленую катушку. Когда-то давно купили, чтобы зашить дорогущее порванное платье.

Баба Яга отрезала кусочек и привязала к концу свое кольцо. Оно закачалось, сначала сильно, потом медленнее, а после и вовсе остановилось. Заведующая все это время шептала заговор, и едва последний шипящий звук растаял в воздухе, самодельный маятник дернулся к окну. Мы тут же отодвинули занавески.

Ничего. Пустой белый подоконник, даже цветов нет, не жили они на этой стороне дома.

— Странно, — Баба Яга задумчиво смотрела на кольцо, которое упрямо указывала направление. — Может, снаружи?

Землю в палисаднике покрывал мягкий слой снега. Тонкий, но его хватило, чтобы скрыть все следы Грудеи.

— Прекрасно! — вздохнула заведующая. — Так мы ее и с путеводным клубочком не отыщем.

— Вы что-то потеряли?

Мама не понимала нашей суеты, а я испугалась: выскочить на улицу в платке поверх домашней одежды, да после болезни…

— Мама, иди в тепло. Мы сейчас тоже придем.

Сказала, и сама испугалась: командовать мне не разрешалось. Но видимо, что-то было в голосе, или болезнь взяла свое, только мама послушно ушла. Из омута удивления вырвало короткое емкое ругательство:

— Ну что ты будешь делать?

Теперь кольцо тянулось к дому, к окошку, к раме.

Баба Яга чуть не обнюхала ее, но ничего не обнаружила.

— Чертовщина какая-то!

От игры слов стало смешно, я прыснула, но тут же замолчала, поймав два сердитых взгляда: заведующей и мамин.

— Тоня, веди себя прилично!

— Пособи-ка! Может, свежим взором что и увидишь…

Подоконник и рамы красились много раз, так что окно давно не открывалось, только форточка. Его не меняли, потому что дерево было крепким, а окон в зале имелось целых два. Я бы у второго и искала, но кольцу лучше знать.

Провела рукой по подоконнику, по раме… Наверное, если разрезать, можно увидеть годичные кольца из масляной краски. Бабушка каждое лето «освежала» рамы и батареи. А еще…

Ну я и дура! Могла бы и вспомнить милую привычку суеверной старушки тыкать иголки куда попало!

Одна нашлась над дверью — «от лихого гостя». Еще две — воткнутые в рамы, «от недоброго взгляда». Незащищенным оставалось только одно окно, вокруг которого мы плясали уже битых два часа!

Но дотошная бабушка просто не могла допустить такой оплошности!

— Там под краской — иголка!

— Где? — Баба Яга отстранила меня и еще раз внимательно все осмотрела. А потом пошептала что-то над колечком и провела вдоль окна. На уровне ручки оно завертелось, закручивая нитку в тугую спираль так, что даже узелки появились.

— Есть! — оценив свои возможности, Баба Яга рванула на себя ручку.

Вот не думала, что хрупкая на вид женщина может обладать такой силой! Фрамуга открылась, как будто не было тонны краски, только белые ошметки усыпали пол.

— Прошу прощения, — повернулась заведующая к опешившей маме и наклонилась, поднимая иголку: — Вот оно!

Я смотрела на чуть проржавевший металлический стержень и не верила, что в нем может скрываться опасность.

— Бумажку дай… Лучше для принтера, она поплотнее будет.

Вколов игру в оторванный клочок, она аккуратно спрятала находку в сумочке и повернулась к моей маме:

— Прошу прощения за беспорядок. Нужно было подтвердить одну теорию…

Взгляд мамы стал рассеянным, она словно засыпала прямо на ходу. Опять колдовство. Видеть, как оно действует на родных оказалось неприятно, но других вариантов не было, не рассказывать же о лихоманке!

— Не сбежит? — волновалась я в машине.

— Да куда она денется! — Баба Яга довольно улыбалась. — Думаешь, сумочка у меня для красоты?

Снова колдовство. Что-то многовато его стало вокруг.

В общежитии мне велели идти к себе:

— С Грудеей сама разберусь, и не в этом мире. А ты особо не болтай!

А что я могла «болтать», сама ничего не понимая? Тем более что в общежитии устроили форменный допрос. Пришлось коротко рассказать, где была и что делала.

Узнав, что лихоманку изловили, ребята вздохнули с облегчением. Даже Кирилл заулыбался:

— Еще Огнею поймают, и совсем хорошо будет. Даш, ты со мной?

Та взвыла: мало она дома тренировалась узлы завязывать, так Кирилл постоянно таскал подругу в морг, отрабатывая технику операций. И чем больше нервничал, тем одержимее учился, даже завидно становилось. Сам Кирилл лишь плечами пожимал:

— Хороший врач должен уметь работать в любых условиях. А я стану лучшим!

Теперь его самомнение не казалось пустым. Все успехи были заслужены: учился Кирилл каждую свободную минуту, так что съязвить в ответ не получилось.

Оставалось только фыркнуть и гордо уйти к себе. А потом понять, что делать особо и нечего — хвосты закрыты, остались только текущие домашние задания.

Привыкнув учиться, я быстро с ними справилась. Вспомнила Кирилла и хотела было позаниматься дополнительно, но решила, что могу позволить себе несколько дней отдыха: пахала как проклятая, хотя в пропусках моей вины немного. Не сама же я себя похитила и уволокла на Кромку!

При мысли о другом мире нахлынула грусть. И при этом я впервые вспомнила Зареслава без слез. Остались лишь обида и тихая грусть. И жалость, что мы так и не смогли подружиться по-настоящему. О жениховстве и свадьбе я даже сейчас помыслить не могла, хотя заделаться княгиней — нехудшая доля. Многие мои приятельницы за такую возможность душу заложить были готовы, не то что переехать на Кромку!

Точно! Почему бы и не поболтать с одной из них?

Из трубки непонятно хрипел голос, время от времени перемежаясь кашлем. Потом собеседница отключилась, чтобы прислать сообщение: «Прости, простыла, не могу разговаривать».

«Давно?»

«Сегодня. Резко поплохело. Кашель и температура, врача жду».

Я неверяще смотрела на переписку, а потом, сжав в руке смартфон, кинулась в кабинет заведующей.

Когда уткнулась в запертую дверь, даже не удивилась: наверное, на Кромке, изгоняет из иглы Грудею. Но тогда кто же вселился в подругу? Вторая? Огнея?