В общем, сколько-то убеждала меня, но я ни в какую. А у меня ж еще трофейный «вальтер» с собой. Я его разобрал и для себя решил – на крайний случай соберу его и воспользуюсь…

После нее пришел начальник отделения – подполковник. Тоже начал убеждать: «Если хотите жить, нужно соглашаться!» Но я ни в какую. Потом приходил начмед, а уже ночью пришел замполит. Увидел, что я непоколебим, и сдался: «Если согласия не даете, пишите расписку! Мы отвечаем за вас, и с нас тоже спрашивают!» – «Какая расписка, я даже карандаш не могу держать…» Тогда он сам написал, а я кое-как расписался…

Вдруг посреди ночи меня будят. На моей койке сидит довольно-таки молодой врач и так с ходу говорит: «Коля, мы тут совет держали, посоветовались, и мне доверили сделать вам операцию без ампутации. А там уже как вам повезет…» И своими спокойными словами он как-то так меня убедил, что я ему сразу поверил: «Согласен!» Тут же подкатили коляску, и меня сразу на операционный стол. Хорошо помню всю процедуру.

Раздели, руки, ноги привязали, и какой-то мужичок ладонями как прихватил меня за лоб, прижал до упора, накинули повязку, полили, снова счет и «поглубже дышите»… Но если в медсанбате я, по-моему, и до двадцати не досчитал, то в этот раз больше полусотни счет шел. А потом такое впечатление, что удар, звон и все пропало.

На рассвете просыпаюсь, хватаюсь за ногу – на месте. А я же надышался эфира, и как обычно в таких случаях, организм начал здорово волноваться. Как мне потом рассказывали соседи по комнате, я даже немного побушевал. Вообще, я матом не ругался, а тут, говорят, и ругался, и словами нехорошими вспоминал кого-то. Руками махал, даже сестру вызывали. Но после завтрака я уже в более-менее нормальное состояние пришел. Ребята шутят: «Ну все, с ногой остался!»

Потом появляется врач, тут уж я его хорошо разглядел – молодой симпатичный мужчина. Поговорили, потом он достает из кармана марлечку: «Вот что я извлек!» Осколок небольшой, как фаланга пальца. «Посмотри, что на нем!» Присмотрелся: «Да вроде как вата!» – «Конечно! А вата-то откуда?» – «Так на мне же брюки ватные были!» – «Вот это сочетание и дало инфекцию. Ну ничего, теперь лечиться будем!»

На второй день перевязка, и вот тут я почувствовал самое интересное. Сейчас в таких случаях чем-то польют, раз-раз – и повязочка быстро отлетает. А по тем временам как рванули, так сразу и забыл, где находишься… И на словах добавляют: «Сейчас еще одну операцию будем делать. У тебя трубочка внутри, а мы ее должны немного выдергивать, на три сантиметра, и отрезать». – «Понял, – говорю. – И что, так будет каждая перевязка?» – «Да, каждая…» – «И насколько настраиваться?» – «Уж на пять наверняка! А может, и шестая понадобится». Так что перевязки эти я на всю жизнь запомнил. Когда подходит срок, у меня уже организм колышется. И сна чего-то нет, и аппетита. Хотя и после операции аппетита не было три дня. В туалет после этой экзекуции не ходил неделю. Это я точно запомнил.

Через неделю температура стала спадать и вышла на норму. И хирург мне говорит: «Ну все. Я свою задачу выполнил, и теперь тобой будет заниматься лечащий врач». Я поблагодарил его, но вот как-то имени его не запомнил. Медицинскую сестру Аню Мячину запомнил, а его нет… Она тоже много приложила усилий. Рассказала мне потом: «Ох и наделал ты шороху. Ночью они собирались, консилиум провели». А его данные у меня были записаны в записной книжке, но когда в последний раз горели, то пришлось ползти по кювету с водой, только голова торчала, и все документы попортились.

Еще что запомнилось. До середины июля немец постоянно Киев бомбил. И вначале ходячих выводили в подвал, а лежачие оставались. Ощущения, конечно, неприятные… Половина ушла, а мы, беспомощные, остались. Стрельба беспрерывно идет, прожектора освещают, а иногда в открытые окна слышался шум. Недалеко стоял небольшой домишко, крытый металлической крышей, и я слышу, как осколки от зенитных снарядов падают на нее и бьют по этой крыше. Когда я уже стал помаленьку ходить, пошел туда, посмотрел, а там этих осколков валяется ой-ой-ой сколько…

Питание было нормальное, но как-то пожилая нянечка, которая у нас убирала, предложила: «У кого есть деньги, могу на базарчике что-нибудь купить!» Я тоже воспользовался этим предложением. Потом как-то она принесла редиску, а я ее до этого не то что не видел, даже не слышал про нее. Спрашиваю: «Что это такое?» Но так как ее расхвалили, мол, в ней много витаминов, стал ее постоянно заказывать. Запомнился и варенец, тоже новинка для меня.

В палате я оказался единственным танкистом, а были два пехотинца, артиллерист, политработник, кто-то еще, и иногда по вечерам начинали рассказывать, у кого как было на фронте. Каждый о своих особенностях.

Костылей на всю палату лишь одна пара, поэтому выходили по графику. Но чаще всех выходил капитан-политработник. У него была прострелена кость, и там образовался незаживающий свищ. Несколько раз ему счищали, а потом опять все по новой. Не затягивается рана, хоть тресни, и его в конце концов куда-то увезли. Но он очень активный был. Добывал газеты, с кем-то встречался, узнавал новости, что в мире творится, и нас просвещал. Запомнилось, как в один день он куда-то ушел, но быстро вернулся. Открывает дверь и с порога: «Ура, ребята! Союзники открыли второй фронт!» Мы, правда, «Ура!» кричать не стали, но все, конечно, воодушевились, настроение приподнятое.

А в середине июня прошел слух, что госпиталь перебазируется поближе к фронту. А кому еще долго лечиться, того отправят дальше в тыл. И уже в июле меня посадили в санитарный поезд и отправили в Баку. А по дороге случился такой эпизод.

На остановке в Ростове все, конечно, вышли на платформу. И вдруг мимо меня проходит подполковник Томпофольский – начальник учебного отдела нашего училища. С виду еврей, худощавый такой. Очень знающий свое дело офицер. Он у нас не преподавал, но наш взвод по учебе несколько выделялся, ходил в передовых, поэтому нас иногда привлекали к показательным занятиям. В том числе несколько таких занятий провел с нами и он. И я решился к нему обратиться. Представился, что выпускник сентября 43-го. Немного поговорили и расстались. Казалось бы, ничего не значащая встреча, эпизод, но вот от таких моментов как-то теплее на душе становится. Училище сразу вспомнилось, ребята… (На сайте www.podvignaroda.ru есть наградной лист, по которому подполковник Томпофольский Вячеслав Саввович 1889 г. р. был награжден орденом Красной Звезды. – Прим. Н.Ч.)

А в Баку уже совсем другая обстановка. Военных врачей всего ничего: начальник госпиталя, начмед, замполит и начальники отделений, а остальные вольнонаемные. Почти все азербайджанцы.

Госпиталь располагался в здании школы на окраине города. Вроде хорошо, но оказалось, не совсем. Рядом стоял учебный танковый полк, и танки там ходили круглые сутки. Но при мне за два месяца ни одного дождя не выпало, и так жара стоит, а тут еще и пылища столбом. И не только над танкодромом, но и над всем этим районом. Дышать невозможно…

Но жарища одно, а как поднимается этот их ветер, тоже не слаще. Мелкий песочек летит параллельно земле, надо закрывать форточки, а ведь духотища такая, словно круглые сутки этот горячий воздух через тебя проходит. А на улице там не то что песок, даже небольшие камушки шевелятся… Так что в плане климата мне там совсем не понравилось.