Меир в свою очередь ответила на множество вопросов об Англии. Да, часто идут дожди. Нет, они не выращивают рис. Образование и медицина бесплатные, но налоги высокие. Семьи редко живут под одной крышей, взрослые дети предпочитают жить отдельно от родителей. Хихикая и смущаясь, младшая девочка задала свой вопрос. Меир ответила, что не замужем. Разумеется, никто ничего не сказал о том, что в ее возрасте уже поздно искать мужа и рассчитывать на счастливый брак. Тактично промолчали. Выпили чай и доели пирог. Меир объяснила, зачем приехала в Кашмир. Когда она развернула шаль и разложила ее на полу, у каждого непроизвольно вырвался возглас восхищения. Шаль немедленно взяли в руки, начали рассматривать на свет, оценивая качество и исследуя знак производителя. Женщина что-то сказала, Мехран перевел:

— Это работа отца моего мужа. Я узнала бы его работу из тысячи.

В углу стояла прялка. Девочки перенесли ее ближе к матери, та достала корзину с белоснежными «облачками» сырой шерсти. Босые ноги стали нажимать на педаль, колесо закрутилось, из-под ловких пальцев женщины потянулась нить, тонкая, как паутинка. Мехран объяснил, что она каждый день продает килограмм готовой пряжи в его мастерскую, и красильщики и ткачи делают из этих ниток простую пашмину.

— А я думала, что в этом бизнесе работают только мужчины.

— Прядут в основном женщины. Расскажите им, как у вас оказалась эта шаль.

Мать продолжала работать, девочки сматывали готовую пряжу в клубки. Все внимательно слушали Мехрана, который переводил сказанное Меир. Она в двух словах поведала свою историю и потянулась к карману брюк. Меир достала конверт и вытряхнула на ладонь прядь волос. Женщины наклонились, чтобы лучше их рассмотреть. Волосы отливали медью, их невозможно было спутать с черными как смоль волосами местных жительниц. Меир показала им фотографию бабушки. Мама Мехрана постучала ногтем по фотографии и авторитетно заявила:

— Это Шринагар.

Она еще раз взглянула на знак мастера и отдала Меир шаль, после чего вернулась к работе. Она больше ничем не могла помочь, и Меир не сомневалась, что так и будет, но разочарование тем не менее больно кольнуло ее. Все замолчали. Единственным звуком в комнате был скрип мерно вращающегося колеса. Меир спрятала прядь волос и фотографию. А потом — наверное, из-за того что она постоянно думала о Беккерах, — Меир вспомнила о друзьях Бруно, чьи предки приняли христианство и переехали из Шринагара в Швейцарию. Может, в городе есть пожилые люди, которые помнят годы войны и миссионеров, работавших в то время?

— Пожалуйста, спросите у мамы, не знает ли она пожилых людей, которые застали войну? Или знавших христианских миссионеров?

Мехран перевел вопрос. Женщина покачала головой.

— Нет, она не знает. Этим людям должно быть за девяносто лет?

— Да, — подтвердила Меир.

— Очень старые, — с уважением протянул Мехран.

Пора было прощаться. Меир поблагодарила хозяев за гостеприимство. Девочки, стесняясь, по очереди пожали ей руку. Они улыбались, прикрывая глаза пушистыми ресницами. Мать покрыла волосы платком и вышла к воротам проводить гостью. Она взяла руки Меир в свои ладони и склонила к ним голову. В этот момент Меир поняла, что благодаря таинственной шали у нее появились новые друзья.

Меир и Мехран успели выйти за деревянный забор, когда пожилая женщина окликнула сына и попросила его подойти к ней. Они о чем-то поговорили. Мехран быстро вернулся к Меир и сообщил, что мать вспомнила о своей хорошей подруге, которая работала медсестрой и заботилась о престарелых людях в европейском госпитале. Эта женщина могла что-то знать о пожилых людях, которых искала Меир.

— Пожалуйста, спросите, может ли ваша мама поговорить с ней, — без особой надежды попросила Меир.

Мехран помог Меир перейти через широкую улицу с сумасшедшим потоком машин и остановил для нее такси.

А потом пришло письмо от Бруно. Всего пара строк. Меир перечитала их несколько раз. Слова расплывались перед глазами, разум отказывался воспринимать их страшный смысл.

Наша любимая дочь Лотос вчера умерла.

Бруно Беккер.

Она написала ответ. Никогда в жизни ей не было так тяжело составить несколько фраз. Потом Меир вернулась на «Соломона и Шебу». По дороге она случайно встретила Фаруха.

— Мадам, вы заболели?

— Нет. Я здорова. Просто получила очень плохую новость.

Войдя в свою спальню, Меир ничком упала на кровать. Она слышала шум воды, пение птиц, но перед глазами стояла картина заснеженного Ламаюру, собака, крадущаяся под машинами, и маленькая девочка на руках у отца.

Позже она снова встретилась с Мехраном в дхабе. На этот раз он познакомил ее со своими друзьями. Они разговаривали на английском, в основном о независимости и политических протестах. Все высказывались довольно резко, но весьма абстрактно, поглядывая на Меир и проверяя ее реакцию. Через час друзья ушли, а Мехран наконец допил свой чай.

— Какие новости? — спросила Меир.

Это был ее пятый день в Шринагаре, пора бы уже ехать дальше. Похоже, она не узнает здесь ничего нового, а известие о смерти Лотос затмило все красоты местной природы.

— Помните, я говорил о подруге моей мамы? О медсестре? Она рассказала мне о пожилой леди из Англии. Ей недавно пришлось обратиться к врачам. У нее очень плохое зрение, она упала и ушиблась. Она как раз того возраста, о котором вы говорили, и живет здесь давно, приехала еще до разделения.

Это был еще один ничем не примечательный одноэтажный дом в пригороде. Меир открыла калитку и нагнулась, чтобы пройти под низко опустившимися ветвями деревьев в небольшой заросший садик. Она постучала в дверь, ей открыла пожилая индианка. Светло-зеленый камиз туго обтягивал ее пышную фигуру. На лбу блестели очки с толстыми стеклами.

— Вы от доктора Рама? — строго спросила она.

— Боюсь, что нет.

— Тогда кто вы?

Меир заранее приготовила ответ:

— Я пришла в гости. Я ищу друга моей семьи. Я из Англии.

Женщина удивилась:

— Правда? Можете зайти минут на десять. Она сегодня устала.

Меир вошла в уютную, залитую солнцем комнату. На полу лежал ковер, большой старомодный музыкальный центр стоял на столе возле стены, каминную полку украшал кувшин с подсолнухами. В кресле сидела седая старушка. Перебинтованная нога покоилась на стуле, на его спинке висела трость. Она повернулась в сторону Меир:

— Аруна? Это ты? Кто пришел?

— Не знаю. Говорит, что из Англии.

Меир подошла ближе.

— Простите, что потревожила вас, — сказала она.

Старушка по-птичьи склонила голову, прислушиваясь к ее голосу. У нее была желтоватая сухая кожа, много морщин и тревожные внимательные глаза.