— Очень интересно, но я спешу. Как быстро может быть готов официальный отчёт?

— Допустим, завтра, часов в десять утра, вас устроит? Тогда честь имею, у меня тоже дела, мне ещё три трупа надо вскрыть до ужина.

Я рассеянно поблагодарил медика. Хм… версия виновности старосты трещала по всем швам. Он здоровяк и никак не мог нанести удара, который соотносят с силой ребёнка. Та же Белоснежка, или как её там, тоже вряд ли настолько ненавидела мачеху, чтобы убить её собственными руками. Но Чунгачмунк не мог ошибиться, уверяя, что видел на месте преступления детские следы. А самое подозрительное, что девушка была дважды замечена в компании неизвестных карликов. Так, пора возвращаться в отделение…

За моё кратковременное отсутствие в участке что-то неуловимо изменилось. Флевретти встретил меня с торжествующе-сияющей физиономией:

— Угадай, кто сейчас у Жерара?

— И не собираюсь.

— О нет! Скажите, что это неправда, она не умерла-а! — послышался из-за двери девичий голос, срывающийся в слёзы.

— Это Белоснежка?! — обалдел я.

— Ага, угадал, — разочарованно поджал губы капрал. — Сама прибежала, её знакомые встретили и рассказали. Так что долго искать тебе её не пришлось.

— Вот и отлично. — Я прокашлялся, оправил мундир и постучал к шефу. — Разрешите войти?

— А, Брадзинский. Вы вовремя. — Комиссар сделал вид, что привстаёт из-за стола, жестом приглашая меня сесть на свободный стул. — Послушайте-ка историю мадемуазель ля Флёр, вам будет очень интересно. Мадемуазель, прошу вас, вы не могли бы повторить свой рассказ для сержанта? Он ведёт это дело и будет вам очень благодарен за помощь.

Я заверил её в том же. Белоснежка оказалась довольно миловидной чертовкой, в простых джинсах и свободной футболке, рожки маленькие, смешно торчащие в стороны, хвост некупирован, а судя по выражению лица — вполне простодушная и искренняя особа.

Она всхлипнула, глотнула воды из стакана и попыталась сосредоточиться.

— Мы с мачехой поругались. Ну это вы знаете. Что бы ни наговорили вам соседушки, мы с ней в общем-то вполне ладили. Она, конечно, давила часто и не по делу. Но уж за пять лет я как-то попривыкла и не обращала внимания. Тем более что мне уже исполнилось восемнадцать и в принципе никто не ограничивал мою свободу. Я понимала, что вечно жить в Мокрых Псах не намерена, какую тут сделаешь карьеру? В общем, думала, как распорядиться будущим, и решила посвятить себя искусству. Я стала брать уроки авангардной парковой скульптуры из непищевых отходов. Ну там, знаете, консервные банки, пластиковые ложки, бутылочки из-под йогурта и прочее. Всё это в больших количествах выбрасывается на свалку, а на курсах нас учили делать из этого красивые вещи. Но мачехе это не нравилось, она хотела, чтобы я стала кружевницей. Хотя кто в нашем урбанизированном мире носит эти глупые кружева, рюши, воротнички и манжеты? Их даже случайные туристы-покупать перестали…

— Не говоря уж о том, что работа сидячая, в замкнутом пространстве и глаза садятся за пять-шесть лет, — невольно поддакнул я и осёкся под строгим взглядом Жерара. — Прошу прощения, продолжайте, мадемуазель.

— Так вот. Я и говорю, её всё не устраивало. Ни то, как я одеваюсь, ни то, что читаю, ни то, с кем дружу, ни…

— А вот это уже гораздо более интересно, — мягко нажал шеф. — У нас есть информация, что вы были дважды задержаны за распитие алкоголя в компании каких-то карликов.

Белоснежка покраснела, опустила глаза и сдвинула брови.

— Между прочим, называть их карликами неэтично. Они предпочитают, чтобы их называли маленький народ. Эти семеро братьев — мои друзья, только друзья, не подумайте чего такого… Мы познакомились случайно на ярмарке во время их гастролей. Они Цирковые артисты.

— Карлики-циркачи? — уточнил наш комиссар. — Это так банально, но публике нравится…

— Цирковые артисты, — ещё строже поправила Белоснежка. — Они не любят, когда их называют циркачами. Для них это оскорбительно. Да и куда ещё они могут устроиться? Все карлики всегда работают в цирке. Вот вы можете представить себе карлика-учителя, карлика-полицейского, карлика — водителя троллейбуса?!

А эта девушка, похоже, рьяный борец за права всяких меньшинств, что, конечно, в её максималистском возрасте неудивительно. Такие вот пылкие, эмоциональные девицы чаще всего и сбегают из дому ради переустройства мира и вечно вляпываясь во что-то нехорошее. Причём, как правило, из самых лучших побуждений.

— Итак, вы ушли из дома. Где вы жили эти два дня?

— У них же, у этого доброго маленького народца. Куда я ещё могла пойти? Они приютили меня, предоставив отдельную комнату. Я за это убираюсь по дому, стираю и готовлю на всю ораву, так что всё честно. Между нами говоря, вы бы знали, какой там свинарник, мальчишки совершенно не умеют за собой следить…

Последующие полчаса мы с шефом с выпученными глазами слушали о том, как она наглаживает старым утюгом им штанишки, бьёт карликов по рукам половником, чтобы они не лезли немытыми пальцами в кастрюлю с супом, вытряхивает окаменелые крошки из-под подушек, выгребает под кроватью неароматные носки двенадцатилетней давности и фанерной хрупкости, а уж грязного постельного белья в домике скопилось столько, что стиральную машинку дважды заклинивало!

— Приличной посуды в доме не было вообще, они месяцами ели с картонных или пластиковых тарелок, которые я с трудом уговорила их выбросить в мусорник! Оказывается, дружить и говорить об искусстве в кафешке — это одно, а жить вместе единой творческой общиной — совсем другое. Поэтому через два дня я не выдержала и решила хоть на часок вернуться домой. Но мачеха тоже была на нервах и наорала на меня. Сказала, что я сама во всём виновата и что могу прийти только завтра, это будет мне хорошим уроком. Если бы я только знала, то осталась бы ночевать у забора, в саду, на крыльце… но никуда бы от неё не ушла!

Девушка отвернулась к окну, и было видно, что она с трудом сдерживает слёзы. По молчаливому приказу шефа я пододвинул ей стакан воды и осторожно спросил:.

— А что вы можете сказать о вашем старосте?

— Да ничего, мы с ним и не общаемся. Так, здравствуйте, до свидания. А что?

— Просто уточняем детали.

Это был последний удар, теперь моя версия о том, что Жюбер совершил убийство ради Белоснежки, полностью рухнула. Но неужели столь страшное преступление совершила сама девушка? И почему тогда Чунгачмунк говорил о маленьких следах? Могла ли сама мадемуазель Лили нанять своих друзей — карликов? Или, наоборот, они сделали это ради неё, но ей не сказали ни слова? Опять сплошные непонятности и предположения…

— Похоже, что вы были последним существом, кроме убийцы разумеется, кто видел мадам де Грие живой.

— Убийство?! Её убили?! — вскинулась девушка. — Значит, это не несчастный случай?!

— Мы склонны предполагать, что это убийство, — сурово кивнул комиссар Жерар.