«Может, он уже улетел в Германию, – думала Ольга. – И даже не простился. Наверное, думает, что мы с Виталием живем душа в душу… Хотя нет. Не так он глуп, чтобы вообразить такое. Но почему даже не простился?»

Следователь больше не звонил, Илья не объявлялся, муж исчез. Она чувствовала себя изолированной от мира, несмотря на то что выходила на улицу, посещала своих немногочисленных учеников, смотрела телевизор. На душе было смутно – столько всего случилось и в то же время какое затишье!

Утром в субботу она позволила себе подольше полежать в постели. Уроков сегодня не было, телефон молчал, никаких планов Ольга не строила. «Раз я никому не нужна, то и мне никто не нужен, – подумала она с изрядной долей лицемерия. – Может быть, съездить к маме?»

Но эта мысль сразу отпала, она вспомнила о том, что обещала следователю не покидать пределов города. И страшно расстроилась. Ольга впервые поняла, как измучилась в Москве. Теперь этот город, когда-то казавшийся ей символом сбывшихся желаний, стал огромной западней. «Здесь никто меня не любит!»

После этой мысли желание поваляться в постели пропало. Ольга встала, выпила кофе и принялась прибирать квартиру – в который раз! Ей казалось, что последние дни она только и делала, что пыталась навести порядок. Но бесполезно, вокруг по-прежнему царил хаос.

В процессе уборки она добралась до черных пластиковых пакетов, те валялись в углу, как трупы тюленей. Ольга задумалась: что с ними делать? Снова запихать на антресоли? Но сперва в любом случае нужно как следует все уложить. Она занялась этим без особого энтузиазма, сама идея возиться со старым тряпьем, когда все вокруг рушится, была нелепой. Дойдя до розового халата, она небрежно его свернула и вознамерилась было сунуть в мешок. Но врожденная аккуратность помешала ей это сделать.

«Где-то еще должен быть пояс, – подумала она. – Вроде я вдевала его в лямки, когда укладывала халат». Пояса она не обнаружила, и розовая линялая вещица все-таки отправилась в мешок. А Ольга стала чуть внимательней просматривать остальное. Ее опьянял смешанный дух лаванды и нафталина, она пользовалась сразу двумя средствами, не доверяя, в сущности, ни одному. Моль все равно иногда заводилась.

Пояса она так и не нашла, впрочем, эта потеря вовсе ее не расстроила. Ольга уже потащила первый пакет в прихожую, когда позвонили в дверь. Женщина вздрогнула. В последнее время такие неожиданные звонки стали ее пугать. Она осторожно подошла к двери и глянула в глазок. На площадке стояла женщина средних лет, в белой растянутой кофте.

– Телеграмма, – будничным голосом произнесла та, услышав вопрос хозяйки.

У Ольги отрывисто стукнуло сердце. «Это мама!» Телеграммы ей посылала только мать, она до сих пор предпочитала пользоваться этим старомодным средством связи, чтобы сообщать срочные новости.

Но телеграмма оказалась не из Московской области, а из самой Москвы. Ольга даже нашла внизу номер какого-то почтового отделения. Текст был без подписи, без обращения, да и вообще без смысла.

Это был некий лаконичный, но точный адрес, сообщавший ей название улицы, номер дома, корпуса, квартиры и даже этажа (семнадцатый). И никаких пояснений.

Женщина решила было, что это какая-то ошибка, она сроду не бывала на такой улице. И вообще слышала о ней впервые. Ни один из ее учеников там не жил, не говоря уж о редких знакомых. Но ее собственный адрес был написан правильно, как и фамилия. «Владыкиной», – значилось там.

«Это не ошибка, но тогда что?» Ольга пожала плечами и отложила телеграмму в сторону. Она уже заканчивала уборку и подумывала о второй чашке кофе, когда зазвонил телефон.

– Господи, где же ты пропадаешь?! – закричала она в трубку, едва услышав знакомый голос. – Илья, ты в Москве?

– В Москве, – ответил он. – Ради бога, не кричи, у меня и так голова болит.

– Почему ты ни разу не позвонил? Почему не приходишь? Знаешь, Витя… – Ей хотелось спросить сразу обо всем. – Тебе вернули сумку? Тебя больше не подозревают? Что им было нужно?

– Им было нужно меня посадить, но пока я, слава богу, на свободе, – все так же мрачно ответил он. – Но если дальше так пойдет, меня все-таки засадят. А приходить к тебе не хочу, чтобы не создавать лишних неприятностей. И так тебе уже светит укрывательство краденого! Есть такая статья.

Ольга опешила:

– Укрывательство… Чего?

Узнав о сапфировом браслете и «размножившихся» деньгах, она совсем присмирела. Это было невероятно, нелепо… Но Илья не шутил.

– Илюша, – уже тише сказала она. – Но как же эти вещи попали в твою сумку?!

– Я и сам хочу это знать. А следователь хочет это узнать еще больше. Одно точно – когда я принес вещи к тебе, ничего Иркиного там не было.

– Значит, кто-то это подкинул! – воскликнула она. – Поверь, не я!

– Да где тебе. – Усталый голос, казалось, давно перестал удивляться и возмущаться. – Разве я кого-то обвиняю? Скажи, а сумку при тебе осматривали? Тогда этих вещей там не было?

Ольга ответила, что сапфировый браслет она бы точно запомнила. Но ничего подобного ей в глаза не бросилось.

– Ты думаешь, что следователь мог сам подложить…

– Зачем ему это? Слишком уж грубо, – бросил Илья. – Не знаю, что и думать. Пока держусь, но все против меня. Даже противно, как все складно получается: и мотивы были, и возможности, и улики нашлись…

Ольга замялась.

– Скажи, а как насчет алиби? – нерешительно спросила она. – Твоего алиби на время ограбления? Ты его доказал?

– Все в порядке. Об этом не беспокойся.

– Расскажи!

– Нет, – отрезал он. – Надоело что-то рассказывать, доказывать. Оля, я в самом деле ни при чем. Хоть ты мне веришь?

Женщина едва ли могла ответить однозначно, но все-таки попыталась его успокоить. Верит, конечно, верит. И все верят в его невиновность. Ведь только в больном сознании мог родиться план обвинить его в грабеже!

– Это Ирина, – твердо сказал Илья. – Я не знаю, как она это сделала, но под нее трудно подкопаться. Однако попробую.

– Как?

– Не важно. Что ты там говорила о Вите?

– Он вторую ночь не ночует дома. И не звонит. В его голосе послышалась ирония. Илья впервые сбросил с себя мрачную озабоченность:

– Как, опять? Похоже, он перешел на новый виток! Оля, а ты не думаешь, что при таких условиях вам лучше расстаться?

«Конечно, думаю, – сказала она себе, слушая его голос и разглядывая рисунок обоев на стене. – Но что же будет дальше? Ведь ты, кажется, все забыл».

– Оля, ты меня слышишь?

– Приезжай, пожалуйста, – тихо сказала она. – Мне плохо одной. Живи здесь и больше не уходи… – Просьба далась ей с трудом. В сущности, это было завуалированное признание в любви.