– Вы уверены, что это был ее платок? – перебил горничную капитан Скамейкин.

– Конечно! У нее несколько таких платков было, одинаковых, с вышивкой и с монограммой – ЕР, Елена Ревякина… я их сама стирала и гладила, как же мне было не узнать. Так вот, подняла я этот платок, смотрю – а он весь в крови…

– И что вы делали дальше?

– Я решила, что в этом доме никак нельзя больше оставаться. Страшно очень. Тихонько вещи собрала и сбежала. Даже зарплату за отработанное время не стала просить. Побоялась. До города меня Павел довез, водитель, который за продуктами ездит…

– А где тот платок?

– А тот платок я Антону Сергеевичу отдала.

– Вот этот платок! – Антон эффектным жестом достал из кармана прозрачный пластиковый пакет, в котором лежала скомканная окровавленная тряпица.

– Сволочь! Сука! Все вы, бабы, сволочи! И Елена такая же сволочь была! – заорал Ревякин и бросился на свою бывшую горничную. – Убью! Как Елену убил, так и тебя!..

Антон, однако, успел заслонить собой перепуганную, побелевшую как полотно женщину.

Ревякин по инерции налетел на него, ударил в живот, попытался вырвать пакет с платком, но Антон увернулся. На помощь ему бросился Скамейкин.

Ревякин отскочил в сторону, схватил каталку с трупом своей жены и толкнул на капитана. Скамейкин покачнулся, потеряв на мгновение равновесие. Ревякин, воспользовавшись его замешательством, бросился к выходу и выскочил из мертвецкой, захлопнув за собой дверь.

Капитан побежал за ним, толкнул железную дверь, но та не поддавалась…

– Он чем-то ее снаружи заблокировал!

– А отсюда другой выход есть? – спросил Антон судмедэксперта.

– Нет.

– Значит, мы его не догоним… пока свяжемся с кем-нибудь, он уже уедет.

Капитан схватил свой телефон.

Связь, к счастью, была, и он в двух словах обрисовал ситуацию, попросил выпустить их из морга, но в первую очередь задержать Ревякина и не подпускать его к машине…

Надежда Николаевна, посмотрев на часы, подумала: «Что-то долго их нет…»

Цезарь, который до сих пор тихо и терпеливо сидел рядом, начал скулить и беспокойно вертеться.

– Я понимаю, тебе тоже надоело сидеть на одном месте, ты хочешь погулять, порезвиться, но потерпи еще немножко, София очень скоро вернется…

Цезарь дал понять, что его терпение небезгранично. Ну, еще пять минут, но не больше…

Надежда убрала переноску вниз, чтобы песик мог хоть немного подвигаться, и в этот самый момент двери отделения широко распахнулись и на крыльцо вылетел Ревякин…

Но его почти невозможно было узнать!

Роскошное пальто было расстегнуто, шелковый итальянский галстук ручной работы сбился на сторону, небогатая шевелюра растрепалась, открыв обширную проплешину, одутловатое лицо побагровело, а глаза едва не вылезали из орбит.

Ревякин тяжело, хрипло дышал и вертел головой.

В первый момент он метнулся было к своему автомобилю, но увидел, что возле него уже стоят несколько полицейских. Тогда он резко сменил направление и подбежал к машине, в которой сидела Надежда. Распахнув дверцу, он плюхнулся на водительское сиденье, повернулся к Надежде и заревел, как раненый медведь:

– Выметайся прочь!

– Что?! – переспросила Надежда, растерявшись от такого неожиданного напора.

– Что слышала! Выметайся из машины, а то убью!

– Эй, только не надо горячиться…

Но Ревякин уже протянул руки к ее горлу.

Надежда отшатнулась, насколько позволяло пространство машины, и попыталась увернуться, но Ревякин уже почти дотянулся…

В ту же секунду снизу донесся яростный, захлебывающийся лай, Цезарь отважно бросился на Ревякина и вцепился зубами в самое уязвимое место каждого мужчины.

Ревякин взвыл от боли, отпустил Надежду и попытался отбросить пуделя.

Надежда Николаевна воспользовалась его замешательством, схватила пустую переноску и с размаха напялила ее на голову противника.

Ревякин вопил дурным голосом, вслепую размахивая руками, как мельница крыльями.

В это время к машине подбежали Антон с капитаном Скамейкиным и еще несколько полицейских. Общими усилиями бешено отбивающегося Ревякина выволокли из машины.

От пуделя он сумел все же избавиться, но переноска все еще была у него на голове, из прорехи на брюках торчало нижнее белье…

– Подождите секунду! – взмолилась Надежда, поспешно вытаскивая свой телефон. – Я должна это сфотографировать! Это нужно запечатлеть для истории!

Она успела сделать два или три снимка, когда капитан Скамейкин наконец снял собачью переноску с головы Ревякина и проговорил официальным тоном:

– Гражданин Ревякин, вы арестованы!

Антон предложил подвезти Надежду до дома.

– Конечно, труп Елены скоро идентифицируют и показания горничной учтут, – сказал он по дороге. – Плюс еще и платок Елены в крови. Но Ревякин при своих обширных связях, да с хорошим адвокатом мог бы от всего отпереться. Мол, они с женой ссорились – а кто не ссорится, а платок в крови – так, может, у нее кровь носом пошла. Но он сам признался в убийстве в присутствии нескольких свидетелей, да еще попытался сбежать, опять же на вас напал…

– Вот этого не надо! – резко перебила его Надежда. – Я никаких показаний давать не буду. Это до мужа может дойти, а этого я допустить не могу… Вам мои обстоятельства известны, Павел небось проинформировал…

– Ну, нет так нет, – легко согласился Антон. – И без ваших показаний все сложится. Еще эти так называемые библиофилы подключатся. Им до этого зацепиться было не за что, а уж теперь, когда Ревякин арестован, они на него нажмут как следует. В общем, спасибо вам огромное, Надя, я рад, что Павел нас познакомил. И…

– Боже упаси! – Надежда замахала руками. – Никаких подарков и вообще ничего!

– Ребята гастроли закончили, завтра уезжают. На прощальный банкет тоже не придете? – погрустнел Антон.

– Боюсь, что нет, – с явным сожалением сказала Надежда, – хотя передайте от меня Савелию и всем артистам… ну, сами знаете, что передать.

С этими словами она вышла из машины и направилась к подъезду.

Кот, как обычно в последнее время, сделал вид, что ее не существует. Вот нет на свете такой женщины – Надежды Николаевны Лебедевой, его хозяйки.

Надежда сняла пальто и сапоги, после чего пошла по квартире в поисках этого чудовища. Бейсик нашелся в спальне, причем не валялся на новом покрывале на кровати, что ему, в общем, не запрещалось, а притулился на пуфике у батареи. С возрастом кот возмужал, прилично прибавил в весе, так что теперь едва умещался на сиденье. Он и так скукожился, как мог, и все равно то задняя, то передняя лапы свисали, а уж пушистый до невозможности хвост и вовсе некуда было девать.