Надежда Николаевна выставила на тот же стол свою находку – потемневшую серебряную шкатулку с инициалами скульптора на крышке.

– Видишь, здесь его монограмма, Цезарь Бианки… так что это, несомненно, его шкатулка. Нужно только ее открыть…

– Открыть… А как? Вон там замочная скважина, но у нас нет ключа! – протянула София, разливая кофе.

– Нет, – согласилась Надежда, делая первый глоток. – Но если твой прадед спрятал в этой шкатулке что-то действительно важное, он должен был продумать, как эту шкатулку можно будет открыть. Он ведь был человек предусмотрительный.

Она повертела шкатулку перед собой, осмотрев ее со всех сторон.

Цезарь, который все это время вертелся возле стола, желая активно участвовать во всем происходящем, встал на задние лапы и ткнулся мокрым носом в руки Надежды. От неожиданности она уронила шкатулку на пол.

– Цезарь, как ты себя ведешь! – строго проговорила София.

– Не ругай его, ему тоже интересно… – Надежда Николаевна подняла шкатулку и снова поставила на стол.

– Монограмма почему-то перевернулась, – сказала София.

– Ой, правда!

Буквы Ц и Б, выгравированные на крышке шкатулки, действительно оказались перевернуты.

– Это от удара… Значит, они подвижны, а не закреплены в одном положении. – Надежда взялась пальцами за серебряные буквы монограммы и с усилием повернула их по часовой стрелке, чтобы вернуть в прежнее положение.

Раздался щелчок, и круглая пластинка с буквами откинулась. Под ней оказалось небольшое углубление, в котором лежал крошечный серебряный ключ.

– А вот и ключ!

София смотрела на шкатулку с тем ожиданием чуда на лице, с каким в Новый год дети ждут подарки от Деда Мороза.

– Ну, открой ее сама! Ты имеешь на это право, ведь это шкатулка твоего предка! – Надежда протянула Софии ключ.

– Страшно… – София нерешительно вставила его в замочную скважину. – Вдруг там ничего нет?

– Пока не откроем – не узнаем!

София повернула ключ.

Крышка шкатулки откинулась с мелодичным звуком, и по кухне поплыл странный аромат – смесь запахов старой кожи, пыли, каких-то пряных трав. Аромат времени.

София и Надежда склонились над шкатулкой.

В ней лежала небольшая книга в переплете из желтовато-серой, выцветшей и выгоревшей от времени кожи, на которой было вытиснено несколько едва различимых слов на незнакомом языке. Алфавит был и не латинский, и не кириллический. Непривычные буквы походили то ли на нотные знаки, то ли на клинопись ассирийских глиняных табличек. И от этих таинственных знаков, и от самой книги веяло неизмеримой, небывалой древностью.

– Что это? – проговорила София, невольно понизив голос, словно боялась потревожить вековой покой древнего манускрипта.

В голосе ее было удивление и в то же время разочарование: должно быть, она надеялась найти в шкатулке драгоценные камни, о которых гласила семейная легенда.

– Книга, – ответила Надежда. – Очень старинная книга… более чем старинная…

София взглянула на гостью насмешливо: мол, вижу, что книга, а что за книга? Нельзя ли конкретнее?

– Больше ничего сказать не могу. Нужно показать ее специалистам. Но судя по тому, как тщательно ее прятали, она удивительно ценная.

В эту минуту в дверь позвонили.

– Ты кого-то ждешь? – спросила Надежда настороженно.

– Нет, никого! – ответила София вполголоса, как будто боялась, что ее услышат.

– Тогда не открывай…

Но Цезарь с радостным, приветственным лаем уже выбежал в прихожую.

– Цезарь, вернись! – София бросилась за ним.

Цезарь вертелся перед дверью, повизгивая.

В дверь снова позвонили.

– Кто там? – спросила София, опасливо переглянувшись с Надеждой.

– Это я, Вениамин! – отозвался из-за двери голос соседа.

– Ах, Венечка… – София облегченно выдохнула, пожала плечами и открыла дверь.

– Доброе утро… извините, что так рано, – проговорил Вениамин, как всегда, неуверенным, извиняющимся тоном, – но я услышал у вас голоса, и Цезарь лаял, так я подумал, что вы уже встали и с Цезарем нужно погулять…

– Да обойдется он! – отмахнулась София. – Может быть, вы хотите кофе?

– Не откажусь… – Вениамин прошел на кухню, поздоровался с Надеждой.

Надежда Николаевна хотела было закрыть шкатулку, но замешкалась.

Вениамин увидел книгу и бросился на нее, как коршун на зазевавшегося цыпленка:

– Откуда у вас это?

– А что это за книга? – ответила Надежда вопросом на вопрос. – Вы что-то о ней знаете?

– Это – Откровение…

– Что?

– Откровение Иоанна Богослова, на древнегреческом языке койне – Апокалипсис. Последняя, самая загадочная книга Нового Завета, описывающая чудеса и катаклизмы, предшествующие Второму Пришествию Иисуса Христа.

– Ну да, я знаю, что такое Апокалипсис, – пробормотала Надежда, обидевшись, что Вениамин считает ее малограмотной.

– Тогда вы – одна из немногих! – усмехнулся тот. – На самом деле никто не знает, что это такое. Апокалипсис – самая большая загадка христианства… Эта книга полна тайн и символов, смысл которых трудноуловим.

– И что, это действительно очень старый экземпляр?

– Старый? – Вениамин бережно прикоснулся к кожаному переплету, раскрыл книгу и сдул с нее пыль.

Надежда увидела желтоватые, слегка глянцевые страницы, густо усеянные такими же незнакомыми буквами, как и на обложке. Это была, конечно, не бумага…

– Пергамент! – ответил Вениамин на невысказанный вопрос. – Самым старым манускриптом, содержащим текст Откровения Иоанна Богослова, считается так называемый Трирский кодекс, датируемый девятым веком от Рождества Христова. Как можно догадаться, он хранится в библиотеке немецкого города Трира. Бамбергский Апокалипсис датируется одиннадцатым веком, и наконец Апокалипсис Тринити, хранящийся в Англии, в библиотеке Кембриджского Тринити-колледжа, создан в середине двенадцатого века. Но, как вы понимаете, все это – позднейшие копии, созданные средневековыми переписчиками по более ранним, утраченным образцам…

Вениамин перевернул несколько страниц и вдруг начал декламировать на каком-то незнакомом, певучем языке.

– Что это значит? – спросила Надежда Николаевна.

– Да, извините, я увлекся, забыл, что вы не понимаете… это на койне…

И он начал переводить тем же взволнованным, торжественным, сбивающимся голосом:

– Я был в Духе в день воскресный и слышал позади себя громкий голос, как бы трубный, который говорил: Я есмь Альфа и Омега, Первый и Последний… – Вениамин перелистнул несколько страниц и продолжил: – Первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имело лицо, как человек, и четвертое животное подобно орлу летящему… – Он снова пропустил часть текста. – И я взглянул, и вот конь бледный, и на нем всадник, которому имя Смерть; и ад следовал за ним…